Правила неосторожного обращения с государством

Что имеем? Конфискованная деревня. Времянки, люди без имущества. Что еще? Наемные рабы («палочки»), без паспортов, то, что производят для себя, на участке, еще и обложено налогом. Любым способом — в город, человеческое опустынивание.

Нам же остается приезжать в пустынные места, в пустынные дома — или следы домов — и проклинать всё то, что оставило большинство без наследства. И погубило сотни тысяч семей.

Это — не мы. Не мы это делали. Рабы — не мы. Но можем — это носится в воздухе — стать рабами.

Или становимся — кто радостно, кто тягуче, кто, проклиная всё, — но ими.

Или всё же нет? Не становимся?

Здесь нужно поставить знак вопроса, оставляя будущую историю тому чувству меры и предосторожности, которое должно было возникнуть у нас из прошлого.

Или просто сказать: «Увидим!»

Узнаем. Сами, на своей шкуре.

Сила доноса

См.: Зритель, 1905, № 8. С. 6

Тише. Ни откровенности, ни ясности, ни слова в порыве страсти. Почему? Донос. Как часть существования, как то, что сеялось, как пыль, как ветер — повсеместно. «Не донеси» — как заповедь не исполняемая.

Когда-то — не сейчас? Сейчас — не то?

Нет, это вечный, всеобщий, всенепременный поток конвертов, писем, публичных заверений, в которых вы выставлены инопланетным существом.

Донос был. Донос есть. Донос будет жить.

И риск доноса — ваш.

Так сказала темная книга, которую я ласково погладил по бокам.

1930-е: несколько миллионов доносов. «Более 90 % арестов были инициированы доносами „снизу“»[314]. «Общее количество осведомителей в целом по Союзу будет, примерно, составить 500 тыс. человек»[315].

Статья в «Ленинградской правде» (1937 г.): «Ты видишь — твой сосед живет не по средствам. Что сделает в таком случае обыватель? Посудачит с женой и забудет об этом. Но не так должен поступать советский человек: он должен немедленно сообщить об этом органам. Вот недавно мы получили заявление от одного рабочего, что ему подозрительна (хотя он и не имеет фактов) бухгалтер — дочь попа. Проверили: оказалось, что она враг народа. Поэтому не следует смущаться отсутствием фактов; наши органы проверят любое заявление, выяснят, разберутся». …Доносили враги, доносили друзья, доносили жены. Доносили из мести, из желания выслужиться, были и… принимавшие всю эту газетную чепуху всерьез[316].

Письмо анонимных авторов Молотову (1937 г.): «…Всю свою жизнь честно и безупречно проработали, отдали в труде все свои силы и здоровье и ничего, совершенно ничего преступного не совершили, а их арестовали по доносу, по злоумышленной клевете подлеца-карьериста, который, желая показать свою „бдительность“, губит человека, и не одного, а сотни, тысячи… Страданиям людей нет и не видно конца. Всё построено на лжи, на подлости, на устройстве собственного благополучия кляузами и доносами. Из арестованных почти никого не выпускают… Всё придумано для того только, чтобы люди гнили заживо и умирали ужасной смертью. Совершенно верно, что места заключения теперь зовутся кладбищем живых… Если Вы не поможете, то все погибнут! Умоляем Вас, спасите!»[317].

А вот и сам донос. Один из миллионов. Получен Молотовым 10 октября 1937 г. «Письмо члена ВКП(б) И. Николаева в Свердловский РК ВКП(б) г. Москвы… Присматриваясь к методам руководства Наркомлеса со стороны Наркома т. Иванова, я прихожу к заключению, что Иванов не обладает настоящими качествами большевика и не способен вывести НКЛес из прорыва и, наоборот, этот прорыв усугубляет.

1. Это объясняется тем, что Иванов находился долгое время в окружении врагов народа и сейчас он окружает себя сомнительными людьми.

2. Известно, что Иванов находился в самой тесной дружбе с врагом народа Лобовым. Приезжая в Москву, останавливался у него и пользовался его гостеприимством

3. Иванов скрывает от партийной массы НКЛЕса, что якшался с Бухариным и состоял в группе „левых коммунистов“. О своей борьбе с партией и Лениным он не обмолвился ни одним словом…

Брат Иванова арестован как троцкист и враг народа… Известна его особая привязанность к врагу народа Фигатнеру…»[318]. И так далее на многих страницах.

В. И. Иванов, нарком лесной промышленности, арестован в ноябре 1937 г., казнен в марте 1938 г., реабилитирован в 1959 г.

А это не доносы. Это письма от тех, кого сила доноса вынесла из обитания. Из бытия: чашка, улица, стол, не замечаемое дыхание, слова.

Внесла в инобытие.

Письмо власти, 19 ноября 1937 г. «Мне еще только 23 года — вся моя жизнь еще впереди… Ни в какие дела врага народа — своей бывшей сестры — я не замешана. С ней я не жила, но изредка посещала ее квартиру — там жила моя мать. Врагов народа надо уничтожать, чтобы они не пачкали нашу землю, также надо поступить и с бывшей сестрой. Но не надо бить направо и налево, как вышло со мной. Я прошу <…> только одного: разобраться в моем деле и сделать так, чтобы я осуществила свое право на труд, т. е. получила работу… Кутузова Ираида Ивановна»[319].

Ираида Ивановна, мы вас понимаем.

Тише. Тише, тише.

Вокруг разносятся писания.

Они садятся на плечо и говорят тебе: не сомкни глаз. Молчи. Не ослепни.