Правила перспективы

Сунув блокнот в карман, он зажмурился. Голоса всегда приходили в самый неподходящий момент.

Герр Хоффер захромал вниз по лестнице, думая, что, наверное, стоит идти босиком. Его единственный ботинок почему-то скрипел. Раньше он этого не замечал. Оставшись без ботинка, герр Хоффер чувствовал себя еще более уязвимым. Ахиллесова пята… В конце концов до тебя всегда добираются — каждый раз. Добрались даже до Бальдра Прекрасного, принесшего свет и радость в Асгард. Но его убил Локи — воплощение расчетливого зла. Обман, злоба и коварство. Во всем виноват Локи. Виновный всегда найдется. Даже боги смертны. Тор с Хрунгниром, смерть Сигурда, и "Норны, хранящие имя Валы", и долгая кровавая история меча Тюра, выкованного карликами, сыновьями Ивальди. Грубость и прочность. Огонь и лед, и сверкание льда. Пронзительные пустоши пейзажей Нольде. "Мифы северных народов" в кабинете отца с изображением нагой Идунн у пруда, захватанным его пальцами. Идунн и ее золотые яблоки, дарующие вечную юность и красоту. Локи и ее предал. Почему это всегда приходит в голову ни с того ни с сего?

В кармане лежал блокнот Густава. По-видимому, Густава.

Господи, а вдруг Густав прятался там, наверху? Его могло завалить! Вдруг блокнот выпал из его руки!

Герр Хоффер остановился на лестничной площадке второго этажа и посмотрел наверх, будто ожидая увидеть Густава. На потолке красовались синие карлики и зеленые тролли — и тут Якоб Клюге! Боги сотворили этих тварей из червей, пожравших тело Имира, и они были умнее нас. Ему стало нехорошо — сверху на него с похотливыми ухмылками глядели кривляющиеся лица с безгубыми ртами и крючковатыми носами, готовые в любую секунду лишить его жизни.

Если вернуться за Густавом, наверняка снова упадет бомба.

Посмотрите только на этих троллей! Какие мстительные, кровожадные взгляды! Разве этих злобных, хитрых и вероломных карликов не изгнали под землю, в золотые и серебряные шахты, где они копят в тайниках свои богатства? Он слышал, как они вопят и гогочут, словно где-то у него над головой крутили кинохронику партийных сборищ. Герр Хоффер стоял на верху лестницы и чувствовал: еще чуть-чуть, и он перестанет быть самим собой. Он глядел в пропасть подобно огненному великану Сурту — глубоко внизу от небесного жара его меча с шипением плавились ледяные глыбы!

Герр Хоффер прислонился к стене, сжимая в руках ботинок. Лицо покрылось испариной. Да, он снял ботинок. Босой человек уязвим. Может, надо вернуться за Густавом? Которого там, возможно, и нет? Однажды в Берлине, когда он возвращался ночью после свидания с Сабиной (они тогда еще не поженились), к нему прицепилось несколько коричневорубашечников, вообразивших, что он еврей. Может, он и правда похож? Может, это спасет его от мести евреев и их американских друзей? Штурмовики спустили с него штаны, убедились, что он не еврей, и заржали. Головы их были выбриты, и герр Хоффер видел, как от смеха кожа у них над ушами морщится. Потом они решили, что он большевик, а один слегка дотронулся до его члена. Герр Хоффер был очень напуган, но и возмущен. Да еще и нетрезв, что только подстегнуло его негодование.

— А еще я не содомит, — заявил он, застегивая брюки. — Тут вам не перепадет.

Кто-то обхватил его сзади, разорвав рубашку, по тротуару покатились оторванные пуговицы. Сейчас его либо отверткой пырнут, подумал он, либо член отрежут. Но штурмовик задрал ему майку и ухватил за сосок. Он сжимал и сжимал его, будто надеясь выдавить какую-нибудь жидкость. Кто-то, чтобы герр Хоффер не трепыхался, сдавил огромными накачанными руками его шею, так что он едва дышал. От острой боли хотелось кричать, но он прикусил губу. Заставил себя молчать. Он смотрел, как сжимают его сосок, как будто со стороны, как будто все это происходило не с ним, стараясь расщепить боль на составляющие, а воздух вокруг, казалось, стал липким от перегара, которым дышали штурмовики. Так продолжалось очень и очень долго (на самом деле минуту или две, вряд ли больше), притом лицо палача было серьезным и сосредоточенным, точно он выполнял жизненно важную задачу. Герр Хоффер старался не смотреть своему мучителю в глаза, но они против воли притягивали его взгляд. Кожа вокруг этих глаз была бледная, жирная, с крупными порами, круглая челюсть съехала на сторону от усилия, из огромных ноздрей торчали светлые волоски. Наконец штурмовик перестал сжимать сосок и, хмыкнув, сплюнул на тротуар, будто только что пробежал стометровку, стрельнул у товарища сигарету и выпустил дым в лицо своей жертве, остальные — все были пьяны — загоготали и отпустили герра Хоффера. Он побежал прочь, поддерживая брюки, с задранной рубахой, и ветер смягчал боль в соске, который постепенно синел и раздувался.

Тролли никогда не обидят его, даже если завтра выйдут из своих подземелий. С чего бы?

Он ведь ничего не сделал.

44

Перри шел вслед за женщиной.