Правила счастья кота Гомера. Трогательные приключения слепого кота и его хозяйки

Что ж, Лоуренс был не первым мужчиной, который изменил своим принципам под этим предлогом.

Шли недели и месяцы, и Лоуренс стал еще внимательнее, а Вашти, казалось, переживала вторую кошачью юность. Она постоянно пребывала в игривом, приподнятом настроении, чего с ней давненько не случалось. По сути, она просто летала по квартире — но делала это легко и элегантно, как настоящая леди. А еще она стала приносить Лоуренсу клочки бумаги, чтобы он поиграл с ней. Со мной она этого не проделывала с тех пор, как была котенком. Вашти стала тщательнее ухаживать за собой и по утрам с остервенением вылизывала свою длинную белую шерсть, доводя ее до полного совершенства. Если ей случалось заметить какое-то проявление нежности между мной и Лоуренсом, она издавала крик, исполненный бешеной ревности, словно восклицая: «Эй, вы! Разве не видите, что я здесь?» Лоуренсу это доставляло гигантское удовольствие, и он часто устраивал для Вашти целое шоу из показных объятий и поцелуев в надежде вызвать ее ревность.

— Ты представить себе не можешь, как я люблю, когда ты пользуешься мною, чтобы подразнить мою кошку, — говорила я тогда.

Скарлетт и Гомер по-прежнему предпочитали проводить дни наедине со мной, но Вашти отныне пребывала на вершине блаженства. Я была так рада за нее, что, наверное, чуть больше стала любить Лоуренса за это.

— Похоже, у каждого из них действительно есть свой характер, ты не находишь? — заметил как-то Лоуренс. — Я всегда знал, что у каждой собаки свой нрав, но не ожидал, что кошки такие же. Наверное, поэтому я не любил их до сих пор.

Такое заявление меня слегка ошеломило. Я просто поверить не могла, что на свете есть люди, которые не знают, насколько кошки, вне всяких сомнений, уникальны — каждая по-своему. Как и Лоуренс, я выросла в семье, где держали собак, но, принося в дом каждую из своих кошек, я, безусловно, ожидала, что ни одна из них не будет похожа на других.

Однако если такое прозрение было способно к лучшему изменить взаимоотношения Лоуренса с моими питомцами, я ничего не имела против.

Прошло еще немного времени, и Лоуренс стал не просто замечать разницу между кошками, но даже уважать их индивидуальность, пускай и против своей воли.

— Я могу понять Скарлетт, — однажды заявил он. — Она просто хочет, чтобы ее оставили в покое, чтобы она могла заниматься своими делами. — Как человек, сознательно проживший почти двадцать лет в одиночестве, естественно, Лоуренс ее понимал.

Впервые увидев, как Гомер подпрыгнул на полтора метра и поймал муху в полете, он был вне себя от восторга: «Ты просто посмотри, что этот кот вытворяет!» — воскликнул он. Его это так потрясло, что он немедленно побежал на кухню и принес Гомеру кусок индейки в качестве вознаграждения.

— Ей-богу, этот кот умеет двигаться. Ты когда-нибудь замечала, какая у него походка? Он такой гибкий и грациозный, как ни одна другая кошка!

Замечала ли я? Он что, шутит?

Именно Лоуренс накупил всяких сеток и проводов для ограждения балкона, чтобы туда можно было выпускать Гомера. А все потому, что он заметил, как кот с тоскливым видом стоит у раздвижной балконной двери, когда мы выпускаем туда Скарлетт и Вашти (это было причиной жутких угрызений совести, которые мучили меня несколько лет; я ни за что не хотела лишать Скарлетт и Вашти прогулок на воздухе и ужасно страдала, что Гомера приходилось исключать из их компании). Как ни печально, но факт оставался фактом: перила балкона были недостаточно высоки, чтобы защитить Гомера от случайного падения.

— Вот если бы он не прыгал так высоко, — сочувственным тоном замечал Лоуренс, но тут же добавлял не без некоторой гордости: — Но этот кот прыгает очень высоко.

И все же любимицей Лоуренса оставалась Вашти. «А-а, вот и кошечка Вашти!» — радостно вскрикивал он каждый раз, когда она входила в комнату и мчалась прямо к нему, запрыгивала на колени и осторожно терлась своей щекой о его щеку. Он даже придумал для нее особенное прозвище — Вашовиц. Лоуренс почти всегда говорил «наша Вашовиц», например: «Как думаешь, нашей Вашовиц понравится эта марка кошачьей мяты?» или «Думаю, нашей Вашовиц пора купить новую когтеточку. Старая уже совсем не годится».

Наблюдая за тем, как он суетится и заискивает перед ней, можно было подумать, что до него ни один мужчина не влюблялся в кошку.

Примерно через год после нашего переезда Лоуренс принес домой пакетик кошачьего лакомства «Паунс». Наверное, в первую очередь он хотел порадовать Вашти, но одинаково разделил угощение между всеми кошками.