Правила счастья кота Гомера. Трогательные приключения слепого кота и его хозяйки

Просить кого-то пожить с тремя кошками было немного занятно. Тем более на поверку один из них, Гомер, по активности стоил пяти. И вновь из соображений безопасности Гомера мне пришлось бы ввести столько дополнительных ограничений в практику пользования этим «совместным» жильем, что «совместным» оно оставалось бы только на бумаге. Это делало предложение как несправедливым, так и малопривлекательным. К тому же в дополнение к своему сверхслуху и сверхнюху с недавних пор Гомер решил развить в себе и сверхскорость. Он сгорал от неистового желания узнать, что лежит по ту сторону входной двери дома Мелиссы. Что там, с той стороны, где люди исчезают и не возвращаются по несколько часов кряду? Стоило ему заслышать звяканье ключей из-за двери, он летел к порогу. В эти секунды Гомер превращался в какую-то смазанную тень. В ней скорее можно было угадать хвостатую черную комету, нежели обычного кота. Он пытался прошмыгнуть в любую, даже самую узкую, щель между дверью и дверным проемом. Если удавалось, то, прежде чем я или Мелисса успевали накрыть его, он пролетал добрую половину подъездной дорожки для автомобилей. А уж того, чтобы Гомер выскочил на улицу и потерялся, никак нельзя было допустить. Дабы не дать нашему доморощенному Гудини ни одного шанса, мы протискивались в дверь боком. Приходилось постоянно придерживать ее рукой на ширине, достаточной для проскальзывания одного человека в профиль. Одновременно надо было выставлять вперед другую руку — на уровне Гомера, чтобы избежать внезапного прорыва.

Можно ли было требовать от посторонних подобной прыти? Уговорить обезопасить туалет и все раздвижные двери? Ведь Гомер наловчился вскрывать их носом с тем же проворством, с каким другие щелкают орехи. Только без ореходробительных звуков.

Даже если бы я нашла хоть кого-нибудь, кто согласился бы на все мои условия, могла ли я положиться на абы кого? Требовался человек, которому можно было бы доверять на все сто. Тот, кто не стал бы отлынивать от тягот и лишений такой жизни. Но где его найти?

Есть вопросы, на которые однозначно хорошего ответа не существует. Оставить Гомера у себя значило подыскивать собственную квартиру. Но рассчитывать на что-то, кроме самых злачных районов Майами, я могла не больше, чем на чудо вроде внезапного возвращения зрения к Гомеру.

Дойдя в своих размышлениях до этого пункта, я всерьез задумалась над просьбой Мелиссы. С ее стороны это была именно просьба, а не великодушие. Мелисса и впрямь очень-очень полюбила Гомера и хотела оставить его у себя. Слегка покривив душой, я могла бы сказать, что отвергла ее предложение едва ли не с порога и ответила ей чуть ли не проповедью о том, что «да прилепится котенок к хозяйке своей, и куда она — туда и он». Но к стыду своему, ничего такого я не произнесла, потому что…

Я очень серьезно отнеслась к ее предложению.

Быть может, говорила я себе, Гомеру с ней и впрямь будет лучше. Слепому котенку ведь очень трудно осваиваться на новом месте. Внезапный переезд в новый дом может стать для него настоящим потрясением. Зато в доме Мелиссы он уже знает каждый уголок, да и она перебираться вроде никуда не собирается.

«На то, чтобы освоиться дома у Мелиссы, у него ушло сорок восемь часов, — напомнила я себе. — Не хочешь брать его с собой — не бери. Только не нужно никого обманывать надуманными предлогами: дескать, переезд для котенка — это стресс, который может обернуться психологической травмой».

Следующие несколько дней я провела в ожидании озарения. Словно в магическом кристалле, оно было призвано указать мне верный путь.

Озарение так и не пришло. Вместо него меня начали посещать маленькие локальные открытия. Например, выяснилось, что только я могу точно сказать, когда Гомер спит глубоко, а когда — наполовину бодрствует. Признаком было легкое напряжение мышц, отвечавших за движения век. Интересно, что внезапный ветерок тоже мог заставить эти мышцы вздрагивать. Видно, так они прикрывали глаза, которых не было.

Заметила я и то, что Гомеру мало было просто лежать рядом. Если он укладывался спать, то сначала прижимался мордочкой к моему бедру. Потом, повернув голову набок, потихоньку сползал к колену, стараясь прижаться ко мне всем телом и добиваясь как можно более тесного соприкосновения. Когда Гомер спал отдельно, он сворачивался в клубочек — максимально плотный. Хвостиком котенок прикрывал нос, а передними лапками — мордочку. Мы с Мелиссой шутили, что он напоминает чувака со светобоязнью, который зашторивает все на свете, чтобы ни один лучик не потревожил его сон. Но свет, конечно, тут был ни при чем — Гомер его даже не чувствовал.

Насколько неуловимым сорвиголовой Гомер был в играх, настолько же беззащитным он казался во сне. Только когда он спал — а спать он любил со мной рядом, — напряжение отпускало его. И он позволял себе вытянуться в «спящей позе», перевалившись на бочок и по-прежнему поджимая лапки, но уже не закрываясь ими в глухой обороне.