Правила счастья кота Гомера. Трогательные приключения слепого кота и его хозяйки

Я знаю, это прозвучало нелепо, как и многие слова в этот день. Что значило «ничего», когда упала башня Всемирного торгового центра? И тем не менее в тот миг сказать «ничего» было вполне нормально, потому что это означало, что никто не взрывал Бруклинский мост, и потому что в этом выражении имелся хоть какой-то смысл. Здания горят, а сгорев, падают. Как там говорится — «сгореть дотла»? Сама я такого никогда не видела, но это выражение слышала не раз. «…Сгорело дотла, — утверждал какой-нибудь репортер. — Четыре команды пожарных, прибыв на вызов, оказались не в силах побороть бушующее пламя, и здание склада выгорело дотла». «Дотла» означало лишь одно: от здания ничего не осталось. Такое случалось постоянно, и все понимали, что значит «ничего».

Но только не сейчас. Потому что какую-то долю секунды спустя мой мятущийся мозг пронзила одна, поглотившая все остальное, мысль: в здании оставались люди. Все надежды на спасение, пока бушевал огонь, но здание стояло, — рухнули. И, не отдавая себе отчета, я снова стала молиться: Yitgadal v’yitkadash sh’mae raba… То была еврейская поминальная молитва.

Зияющая темная дыра провисела в небе еще несколько мгновений, раскачиваясь из стороны в сторону, как египетская кобра, пытающаяся заворожить свою жертву. И мы действительно следили за ней как загипнотизированные. Затем она стала опускаться, накрывая черным от сажи и горелого мусора облаком все, на что наползала: птиц, деревья, людей, дома.

Дом, где взаперти сидели все мои кошки.

Мои ноги наконец оторвались от дорожного покрытия, и тело, прислушавшись к голове, рвануло туда, куда глядели глаза. Распихивая всех и вся, двигавшихся мне навстречу, невзирая на окрики испуганной толпы, пытавшейся прорваться в Бруклин, я шла в обратную сторону. «Извините, — твердила я всем подряд. — Извините». А что еще я могла сказать этим людям, распихивая их локтями и идя наперерез нескончаемому людскому потоку? Меня тоже толкали и даже грубо отпихивали со своего пути, но я их понимала. Я понимала: им было в одну сторону, а мне — в другую. Терпение и настойчивость — и я прорвусь. Кто-то натыкался на меня на бегу, а я все повторяла и повторяла: «Извините… простите…»

Шэрон схватила меня за руку.

— Гвен! — закричала она. — Что ты делаешь?! Нам с тобой в другую сторону! — Она решительно махнула рукой в сторону Бруклина.

— Пусти меня! — кричала я в ответ, сражаясь и против нее, и против людского потока, тащившего меня все дальше от дома и моих кошек, унося прочь от Манхэттена. — Там мои кошки!

— Гвен! — крикнула она мне в самое ухо, схватила двумя руками за плечи и встряхнула, а я подумала с каким-то холодным аналитическим спокойствием: интересно, даст она мне пощечину или нет? У меня истерика?! Какая истерика?! Ну и что, что я кричу, — я ведь все понимаю! Шэрон вновь махнула рукой уже на оставшуюся башню, которая внезапно тоже начала крениться набок. — Гвен, вторая башня может обрушиться в любую секунду. Тебе нельзя туда! До твоих кошек все равно уже не добраться! Нам нужно идти дальше!

Едва она произнесла, вернее, выкрикнула эти слова, как башня стала оседать. Людской поток, двигавшийся по мосту, на минуту замер. Кто-то закрыл глаза, кто-то уронил голову на ладони, кто-то всхлипывал, а кто-то, не стесняясь, заголосил. У меня в глазах было сухо, внутри — пусто, а крик застрял в горле, когда я увидела, как новое отливающее бежевым пепельное чудовище поднялось в небо и стало сливаться с первым.

А первое тем временем уже доползло до края моста, и город пропал из виду.

— Ничего с твоими кошками не случится, — сказала Шэрон. — Они у тебя в квартире, они в безопасности, все обойдется. Вот увидишь, слово даю.

«Разбитые окна, — подумала я. — Разбитые окна и слепой кот».

— Сейчас в Финансовый квартал все равно не пропустят, — продолжила Шэрон. — Сегодня этот мост ведет только в одну сторону — обратного пути уже нет.

Обратного пути уже нет. Значит, я совершила что-то ужасное — безумную, бесповоротную и непростительную глупость: сама сбежала, а кошек бросила. Кошки дома одни. Они беззащитны. Это моя вина, моя вина, моя вина.

— Нам бы добраться до Бруклина, а там мы что-нибудь придумаем, — в голосе Шэрон послышалась нотка отчаяния. — Мы позвоним, найдем кого-нибудь, кто живет в твоем доме, — все обойдется.