Лестница в моем доме была внутренней, без окон, полностью забетонированной. В лестничной шахте без электричества (не работал даже аварийный генератор) было темно как ночью. Единственный луч света бил от моего фонарика.
Мне так не терпелось добраться до своих кошек, что я стала ненавидеть себя за то, что не в силах подняться на тридцать первый этаж без передышки. Мои руки, бедра и спина онемели от того веса, что я на них взвалила. Уже через несколько пролетов пот катился градом. На тринадцатом этаже я дышала уже настолько тяжело, что пришлось сесть на ступеньки, чтобы хоть как-то отдышаться. Мои хрипы гулким эхом отражались от цементных стен лестничной шахты. Я открыла бутылку с водой, сунутую мне Томом в руки, и сделала глоток. Я знала, что если дать волю жажде, то дальше меня схватит судорога и тогда подниматься я буду еще тяжелее и дольше.
Две минуты спустя я продолжила восхождение. Следующую остановку я сделала на двадцатом этаже, потом — на двадцать восьмом. Дыхания почти не хватало, ноги налились и дрожали, но оставалось всего три этажа — отдыхать не было смысла. Когда перед глазами проплыли цифры «31», я чуть не расплакалась. Но слезы эти были благодарными — ну наконец-то мой этаж!
Из-за тяжелой сумки мои пальцы настолько онемели, что лишь с большим трудом я вставила ключи в замок собственной квартиры. Уже с порога я ожидала, что в нос мне ударит запах гари. И он таки ударил — даже шибанул. Но куда сильнее был настоянный запах грязного кошачьего туалета, нечищенного с самого понедельника. Мое сердце заныло.
Я почти боялась заходить в квартиру, не зная, что меня там ждет, но уже беглый взгляд с порога показал, что ничего не сломано и лежит так, как я оставила перед уходом. Единственным отличием были вылизанная досуха плошка для воды и подобранная до последней крошки еда в пустой миске.
Скарлетт и Вашти с грустным видом лежали рядком на кровати и так же разом подняли головы, как только я вошла. Гомер стоял у окна, поджавшись всем телом, будто почуял меня до того, как ключ коснулся замка. Нос и уши подрагивали.
Я осторожно опустила сумку и рюкзак, боясь испугать своих кошек лишним шумом, и хрипло выдохнула: «Киски, я дома».
Заслышав мой голос, Гомер ответил громким «мяу» и рванул ко мне через всю комнату, в два прыжка покрыв отделявшее нас расстояние. Он с такой силой прыгнул на мою грудь, что чуть не свалил меня с ног. Я присела, чтобы не упасть, и Гомер еще сильнее прижался ко мне. «Гомерчик мой», — только и сказала я. Услышав свое имя, Гомер с силой потерся мордочкой о мою щеку и протяжно заурчал. Я вспомнила, что он урчал так, когда впервые понял, что я буду рядом всякий раз, как он проснется.
— Прости, малыш, — сказала я. Слезы, которые Гомер не мог увидеть, по всей вероятности, слышны были в моем голосе. — Прости, что так долго…
Вашти подходила, почти стесняясь: будто, уважая радость Гомера, не хотела вмешиваться. Она поставила передние лапки мне на ногу и нежно-нежно заворковала — я и ее взяла на руки. В стороне оставалась только Скарлетт. Она окинула меня взглядом из-под полуопущенных век, а затем отвернулась.
— Я
Я держала Гомера перед собой, словно хотела, чтобы он понял смысл моих слов, пусть даже ему было это не дано или дано не в полной мере. Я была уверена, что он понял меня. Не знаю, каким образом, но он всегда меня понимал.
— Я обещаю, — сказала я. — Я тебе
На следующее утро, уже из Филадельфии, я отправила Гаррету чек, эквивалентный неделе петситтинга. Еще один я отправила в ASPCA.
Глава 21. Не так слеп тот, кто слеп…