Правила счастливой свадьбы

Автор записки не только не знал почерка чиновника сыска, но и не старался повторить его манеру. Наглая фальшивка, рассчитана на внезапность. К тому же Гая Федоровна никогда не видела от него ни единой строчки. Ей захотелось поверить, что она нужна бывшему жениху. Посему не могла и не хотела думать, побежала по первому зову. Подлый расчет на безнадежно влюбленное сердце, которое готово совершить любую глупость ради мечты.

– Оставлю у себя, – сказал Пушкин, пряча письмо в карман.

– Как вам угодно. – Гая дернула плечами. – Оно мне не нужно… Кто-то глупо и зло подшутил надо мною… Того и заслуживаю… Алексей Сергеевич, дядюшка хочет вас видеть, он в своем кабинете на третьем этаже, позвольте провожу…

И она пошла из гостиной. Пушкину оставалось послушно следовать за ней.

В этой части дома он еще не бывал. Третий этаж сильно отличался от других. Здесь не было ни картин, ни ваз, ни развешанного оружия. Обстановка строгая, деловая, как будто женские руки, вечно устраивающие уют там, где не просят, сюда не допускались. Гая постучала в крепкую дубовую дверь, вошла и представила Пушкина.

При солнечном свете Дмитрий Козьмич не казался устрашающей копией брата. Он крепко пожал Пушкину руку и не выказал излишнего дружелюбия. Напротив, смотрел придирчиво и подозрительно.

– Оставь нас, солнышко, – обратился он к Гае. Когда дверь за ней захлопнулась, указал на кожаное английское кресло. – Это кабинет брата… Единственное место в доме, где нас не могут подслушать…

– Стены не кажутся слишком тонкими, – ответил Пушкин, садясь на твердую подушку.

– Стены ни при чем… Старые владельцы дома, уж не знаю для какой надобности, понаставили слуховых каналов… Стоя в другой части дома, можно слышать, что делается в большой гостиной и прочих местах…

– Удобное изобретение.

– Если знаешь, как им пользоваться…

Мужчины, между которыми было более десяти лет разницы и пропасть финансового положения, присматривались друг к дружке. Дмитрий Козьмич решился первым.

– Могу говорить с вами откровенно? – спросил он, давя тяжелым взглядом.

– По-другому теперь нельзя, – ответил Пушкин.

– Своих детей у меня нет и не будет, племянниц люблю больше жизни… Астра рассказала про вас только хорошее. Потому спрошу напрямик: зачем портите жизнь себе и ей? Вы же за деньгами не гонитесь…

– Не собирался и не собираюсь жениться на ваших племянницах. Они еще дети. Я их не люблю. Далее. Начальство мое не даст согласие на брак чиновника сыска с дочерьми купца. С другой стороны, купеческое сословие такой брак не примет. Вашей фирме больше ста лет, а господин Бабанов не стал потомственным дворянином[32]. Тем более для вашей семьи родство с полицейским будет позором.

Откровенность была неожиданной. Дмитрий Козьмич хмыкнул и поерзал в кресле: такого разговора не ожидал.

– Вы честный человек, Алексей Сергеевич, – сказал он. – У нас, купцов, честность превыше всего, что бы там ни болтали. Примите мое уважение за вашу честность… А то, грешным делом, подумал, что вы из этих новых, что свободу проповедуют. Мне вот звездочка моя, Астра, тоже заявила: не хочу замуж, хочу свободы. Это какой свободы? Которую, к примеру, господа Герцен с Огаревым, властители дум, проповедовали? И чем они кончили, позвольте спросить? Огарев отбил чужую жену и жил с ней без брака. А потом ее же увел Герцен. И его дети от этой дамы, с позволения сказать, считались детьми Огарева… Какая просвещенность! Какие передовые взгляды! Вот где пример нравственности… Вот где пример для молодежи! Тьфу, мерзость…

Выговорившись, Дмитрий Козьмич рывками расправил усы.

– Прощу прощения, позволил себе лишнего… Вижу, вы другой. И тогда совсем не пойму, почему идете на поводу Авивы… Девочки мне уже все доложили…

– Занимаюсь сыском, – ответил Пушкин.

– Сыском? – повторил Бабанов, будто пробуя разгрызть орех. – Что же разыскивать в нашем доме?

– За последние семь дней погибли четыре невесты, которые были отравлены. Они состояли в кассе взаимопомощи невест, которую держит мадам Бабанова.

– Ах вот оно что…

– Далеко не все. Если не принять меры, будет пятая жертва.

Дмитрий Козьмич привстал в кресле:

– Кто?

– Тайна сыска. Вам знать ни к чему. Есть еще обстоятельство, связанное с теми смертями.

– Ну говорите, не тяните… Здесь не подслушают…

– Высока вероятность, что ваш брат погиб не от блинов, а был отравлен. Это предположение, точный ответ даст только эксгумация.

– Вот, значит, как, – проговорил Дмитрий Козьмич и погрузился в тяжкие размышления.

Пушкин ждал, когда он будет готов. И откровение созрело.