Правила склонения личных местоимений

— Не нужна нам помощь! — отвечаю. — Я, вообще, лучше пойду.

— Погоди! Ну куда ты пойдешь! Посиди еще! — уговаривает Юля.

— Нет! — обрываю. — Я пойду. И так уже загрузил тебя своим дерьмом.

— Ты не загрузил…

— Да ладно!

— Ты, и правда, дурак! — тянет она, потом замолкает на минуту, смотрит на меня в упор и продолжает. — Ты думаешь, от всех отгородишься? Да ты как улитка в своем панцире! Закрылся и не высовываешь. И никто тебя не трогает, и никто не видит, да?

— И что? — спрашиваю раздраженно.

— Ничего! — отвечает Юля. — Жалко просто…

— Вот только не надо жалеть меня! У меня все хорошо.

— Конечно, хорошо. Никто и не знает, что у вас там творится. Да и тебя никто не знает. Ты же один все время! Господи, Ромка, да у тебя и друзей-то совсем нет.

— Меня это устраивает.

— Это не может устраивать!

— Может! Тебе не понять.

— Куда уж мне!

Просто друзья требуют слишком много времени. Во-первых, их надо еще где-то найти, потом положить минимум полгода на то, чтобы завоевать доверие. Потом им же надо время от времени звонить, встречаться с ними, мчаться на помощь, когда они попросят, приглашать в гости. У меня просто нет на это, ни времени, ни желания. Это мне что же, бросить работу, или забить на Ксюшку, или, вообще, на все забить и кинуться заводить себе друзей! Весьма странная перспектива, весьма сомнительная. И потом что же, привести их домой и рассказать все про нашу с сестренкой жизнь? Нет уж, это слишком. В жопу этих друзей!

А про улиток. Так я думаю, что мы все живем в панцирях, в своих раковинах. Просто у каждого они разные. И никто особенно не горит желанием выползать наружу. Некоторые только нос высовывают время от времени. Но разница не велика. Мы все улитки, и все живем в ракушках. Просто у всех они свои. У кого-то прочные, у кого-то совсем хрупкие. И вот хрупких-то как раз чаще всего переезжают каким-нибудь трактором или самосвалом. И потом бедная улитка просто корчится на асфальте, размазанная как масло по куску хлеба, и в последние минуты своей никчемной жизни пытается убедить себя, что без панциря все так мило и хорошо. На самом деле, когда ты остаешься без своего панциря — это верный признак того, что очень скоро ты сдохнешь.

11

Я возвращаюсь домой. Меня встречает Катя с такой милой улыбкой, что мне даже страшно становится.

— Хорошо, что пришел. — говорит моя старшая сестра. — А-то Ксюша из комнаты не выходит, а я тут поесть приготовила.

Видимо, услышав голоса, мне навстречу выбегает Ксюшка. Она обнимает меня, и тут же вновь воодушевленная чем-то Катя продолжает.

— Ну, пойдемте есть. — говорит она, когда мы уже входим в кухню. — Я картошку пожарила с грибами.

Ксюшка недовольно морщится, а я усмехаюсь и смотрю на вновь ничего не понимающую Катю.

— Жаль тебя разочаровывать, — говорю, — но картошку Ксюша не ест, а от грибов у нее могут быть проблемы с желудком. Так что, Кать, попытка не удалась.

— Я же не знала… — почти виновато тянет она.

— Конечно, не знала.

— Я просто думала, мы все вместе пообедаем…

— Кать! — перебиваю я и начинаю кричать. — То, что ты думала, это, конечно, хорошо. Но нет никаких «мы»! Нет и не будет никогда! Ты сама по себе, мы с Ксюшкой сами по себе. И это был твой выбор! Это ты решила, что так будет!

— Хватит орать на меня! — обрывает сестра. — Ты только и делаешь, что кричишь целыми днями! — потом она обращается к Ксюше. — Иди в свою комнату, пожалуйста. Мы сейчас придем.

Ксюшка недоумевающе поднимает на меня глаза.

— С чего бы ей уходить! — я все еще говорю на повышенных тонах. — Что это ты тут раскомандовалась?

— Ей не обязательно все это выслушивать, если ты не понял.

— Нет, Кать, это ты не понимаешь! — передергиваю. — Она и не такое слышала, поверь! — я делаю глубокий вдох и смотрю на младшую сестренку. Она не сводит с меня глаз, мотает головой и садится на стул. Это значит, что она никуда не собирается уходить. — Папочка, знаешь ли, слова не выбирает и в выражениях не стесняется, когда приходит.

— Блин, Ром! — кричит Катя, едва сдерживая слезы. — Я же хотела как лучше…

— Лучше бы ты вообще не приезжала! — я смотрю на Ксюшку и немного успокаиваюсь. — Ты голодная? — спрашиваю.

— Угу. — мычит она.

— Пойдем куда-нибудь поедим.

— Пойдем в «Макдоналдс»? — спрашивает Ксюшка.

— Пойдем. — отвечаю. — Давай собирайся.

— Конечно, лучше жрать всякую химию в «Макдоналдсе»… — возмущается Катя.

— Заткнись! — не даю закончить я. — И вали, вообще, в свой университет!

— Это и моя квартира тоже, между прочим. — говорит Катя.

Вот, я прямо ждал, когда же она это скажет.

— Конечно твоя! — говорю, выходя в коридор. — Вы с папашей как-то одинаково часто об этом вспоминаете! Если так хочется получить свою долю, то продавайте и делите потом бабло!

На этом я хлопаю кухонной дверью так, что она чуть с петель не соскакивает, и мы с Ксюшкой уходим.