Правила ведения боя. #победитьрак

Говорят, на свете нет ничего непереносимее онкологической боли. И сильнее страха ее возвращения. Представить себе это невозможно. Но ни одному человеку на свете, не терявшему детей, невозможно представить то, что чувствовали Лешины мама и папа, возвращаясь в Москву для того, чтобы их сын имел возможность умереть дома.

Дома Лешу ждали бабушка, дедушка, друзья и еще, конечно, «стены, которые помогают». Перед самым отлетом кто-то дал Елене телефон совершенно незнакомой ей женщины. Нюта Федермессер, так ее звали. «Я вообще не очень понимала, кто она. Но позвонила, – рассказывает Елена. – Она сказала, что это очень хорошо, что я звоню, что она рада мне помочь всем, чем сможет. Но сейчас улетает в отпуск, вот прямо садится в самолет. И поэтому мне перезвонит Лида Мониава, координатор детской программы фонда помощи хосписам «Вера»«.

Елена не успела подумать, что будет, если Лида не перезвонит, как телефон зазвонил. На том конце провода тонкий, почти детский голос настойчиво задавал вопросы. К концу разговора набрался целый список того, что нужно было за сутки подготовить к Лешиному возвращению домой. Если честно, в июле 2014-го, вылетая из Германии, Елена ни на одну секунду не поверила в то, что у этого разговора могут быть последствия в Москве.

«Когда самолет приземлился, мы обнаружили, что у трапа нас встречает «скорая помощь», в которой есть все необходимые обезболивающие, дома ждет обалденная кровать, именно такая, как нужна Лешке, а в 14:00, ровно так, как и говорила Лида, раздался звонок в дверь – пришел доктор Антон.

«Знаете, вот тут у меня почему-то наступило облегчение, – рассказывает Елена. – Я вдруг совершенно отчетливо поняла: мы больше не одни. И один на один с тем, что нас ждет, уже не останемся. Нас не оставят».

Весь июль в квартире на 16-м этаже дома с самым красивым на Речном вокзале видом из кухонного окна было полным-полно людей: соскучившиеся за время Лешиной болезни одноклассники, взахлеб обсуждавшие что-то из школьной жизни; волонтеры из Первого Московского хосписа с невероятными затеями то по кулинарной, то по культурной части. «Я помню, что всё время накрывала на стол, мыла посуду, смеялась с Лешкой и с теми, кто к нему пришел, потом провожала гостей. И тут же встречала новых. В общем, у нас была жизнь, представляете?» – говорит Елена. Почему-то ей кажется, что я не верю. И она добавляет: «Дом был полон народу, в нем была живая, человеческая речь. И моему сыну было не одиноко. А мне почти всё время некогда присесть, поплакать, некогда лезть от безысходности на стену. Иногда было столько народу, что я их партиями к Леше запускала. И минут через десять, когда у него кончались силы, говорила: «Так, всё, его величество устало, прием окончен». Часто в том июле, а потом и в августе к Разуевым приезжал отец Алексей Уминский. И то ли он Алеше, то ли Алеша ему всё отвечал и отвечал на, пожалуй, самый безответный вопрос на свете: «Почему болеют дети?» Но этих разговоров никто толком не слышал: подросток и священник разговаривали с глазу на глаз.

Из Первого Московского хосписа на машине выездной службы к Леше ездили доктор Антон и доктор Ирина. Потом доктор Ирина стала оставаться у Разуевых на ночь, потому что Алеше всё чаще становилось нехорошо и обезболивание требовалось 24 часа в сутки. Мама Лена иногда на одну секунду представляла себе, что бы было, если бы всех этих людей не было рядом. Но дальше мысли о том, что разрешение на обезболивание для сына пришлось бы выбивать недели три-четыре, Елена не шла: думать об этом ей было до тошноты страшно.

Для того чтобы состояние и болевой синдром Леши были под постоянным контролем, доктора Ирины было бы, наверное, достаточно, но доктор Антон всё равно выбирался к Разуевым на Речной вокзал. Потому что скучал по Леше. И еще потому, что они вдвоем любили поболтать о футболе. Именно из этих разговоров доктор Антон узнал о том, что, вопреки московской прописке, 16-летний молодой человек Алексей Разуев болеет за петербуржский «Зенит». А в «Зените» больше всех любит футболиста Александра Кержакова. Доктор рассказал об этом в Первом Московском хосписе, а Лида Мониава из хосписа – всему свету. И через пару дней в Лешкином скайпе возник самый настоящий Александр Кержаков. Леша с папой, отталкивая друг друга, болтали с Кержаковым почти час. «Нет, ну я-то за «Спартак», конечно, – оправдывается теперь Андрей. – Мы с друзьями всегда Лешку поддевали по поводу его «Зенита». Но тут, смотрю, настоящий Кержаков. Разговаривает! Шутит! Что-то про игру говорит, которая на завтра назначена, и обещает передать Лешке форму. Ох, как он был счастлив! Глаза горели!»