Читаем Правила виноделов полностью

Он был очень сильный, уже второе лето легко брал Уолли на руки и вносил его по ступенькам в дом, в пенистые волны прибоя; в бассейне переносил через мелкое место, а потом усаживал в кресло-коляску. На пляже Гомер учил Анджела, как преодолевать с Уолли на руках бурлящую кромку прибоя. Уолли плавал лучше всех, но сперва надо доставить его туда, где поглубже. И тогда уж он учил их, как нырять под волну, как ее оседлать.

— На мелком месте Уолли может только барахтаться в воде, — объяснил Гомер сыну.

В обращении с Уолли надо было соблюдать определенные правила (всюду эти правила, думал Анджел). Хотя Уолли был прекрасный пловец, без присмотра он никогда не плавал. И Анджел уже несколько лет был его телохранителем, купались ли они в бассейне или в океане. Резвясь в воде, они напоминали выдр или, вернее, дельфинов. Боролись и топили друг друга с таким азартом, что у Кенди замирало сердце.

И еще Уолли не позволялось в одиночку водить машину; у «кадиллака» было ручное управление, но перебраться из кресла-коляски в машину один он не мог. Первые складные коляски были очень тяжелые. Изредка в доме на первом этаже он передвигался с помощью металлической конструкции, ноги его при этом только касались пола; в незнакомом месте без инвалидного кресла он был беспомощен, а на неровной поверхности кресло надо было толкать.

И таким толкателем чаще всего был Анджел. А сколько раз он был пассажиром «кадиллака», когда за рулем сидел Уолли! Возможно, Гомер и Кенди были бы недовольны, узнай они, что Уолли давно уже научил Анджела водить машину.

— У «кадиллака» ручное управление, малыш, — говорил Уолли. — Не надо ждать, пока ноги вырастут и будут доставать до педалей.

Кенди же говорила Анджелу другое.

— Как только ноги будут доставать до педалей… — тут Кенди останавливалась и целовала Анджела (она целовала его при каждом удобном случае), — я сразу начну тебя учить.

Когда это время пришло, Кенди не могла нарадоваться, какой Анджел способный ученик; откуда ей было знать, что ее дорогой мальчик уже давно водит машину.

— Есть хорошие правила, малыш, — говорил ему Уолли, целуя его (Уолли часто целовал Анджела, особенно в воде). — А есть зряшные. Но нарушать их надо умеючи.

— Как ужасно, что нельзя прямо сейчас получить права! Мне еще ждать целый год! — возмущался Анджел.

— Точно, — сказал Гомер. — Надо принять закон, разрешающий детям, выросшим на ферме, получать водительские права на год раньше.

Иногда Анджел играл с Кенди в теннис, но чаще отбивал на корте мячи Уолли, рука у которого не утратила силы и точности удара.

Завсегдатаи клуба роптали (впрочем, не очень громко), что на мягкой земле спортплощадки остаются отпечатки шин инвалидного кресла. Такая уж у них судьба — страдать от чудачеств то одного, то другого Уортингтона. Уолли ставил кресло на тормоз и пятнадцать — двадцать минут отрабатывал удар. Анджелу вменялось в обязанность подавать мяч точно на его ракетку. Потом Уолли менял положение кресла и тренировал подачи.

— Для тебя это полезней, чем для меня, малыш, — говорил он Анджелу. — Я уже лучше играть не буду.

А Анджел играл все лучше и лучше. Кенди даже иногда обижалась, видя, что Анджелу скучно с ней играть.

Гомер не играл в теннис. Он вообще не был охоч до спортивных игр; он и в Сент-Облаке редко играл в футбол в столовой мальчиков. Правда, изредка видел во сне, как играет в бейсбол; причем подавала всегда сестра Анджела, и удар у нее был сокрушительный. У Гомера не было никакого хобби, если не считать хождения по пятам за сыном (в свободные часы), словно он любимый щенок Анджела, ожидающий, что с ним вот-вот поиграют. Еще отец с сыном любили сражаться подушками в темноте спальни. И перед сном целовались, а иногда и утром, когда Анджел был еще теплый ото сна. Дни у Гомера, заполненные делами, походили один на другой. Он продолжал помогать сестрам в кейп-кеннетской больнице, в этом смысле тяготы военного времени для него не кончились. Постоянным его чтением была медицинская литература. В фермерском доме «Океанских далей» повсюду на столах и полках высились стопки медицинских журналов — «Вестник американской медицинской ассоциации» и «Новоанглийский медицинский вестник». Кенди протестовала только против «Американского вестника акушерства и гинекологии», разумеется из-за иллюстраций.

— Мне необходим дома интеллектуальный стимул, — оправдывался Гомер, когда Кенди жаловалась на слишком реалистические рисунки в этом журнале.

— А мне бы не хотелось, чтобы их видел Анджел, — говорила Кенди.

— Но для него не тайна мои прошлые успехи в этой области.

— Пусть не тайна, но на эти картинки ему не стоит смотреть.

— Зачем набрасывать покров таинственности на этот предмет? — брал сторону Гомера Уолли.

— Но нельзя его и подавать в таких гротескных формах, — не сдавалась Кенди.

— По-моему, в этом нет ничего ни таинственного, ни гротескного. Это просто интересно, — таков был приговор Анджела. Этим летом ему исполнилось пятнадцать лет.

— Ты ведь еще и с девушками не встречаешься, — рассмеялась Кенди. — Зачем это тебе?

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Последний рассвет
Последний рассвет

На лестничной клетке московской многоэтажки двумя ножевыми ударами убита Евгения Панкрашина, жена богатого бизнесмена. Со слов ее близких, у потерпевшей при себе было дорогое ювелирное украшение – ожерелье-нагрудник. Однако его на месте преступления обнаружено не было. На первый взгляд все просто – убийство с целью ограбления. Но чем больше информации о личности убитой удается собрать оперативникам – Антону Сташису и Роману Дзюбе, – тем более загадочным и странным становится это дело. А тут еще смерть близкого им человека, продолжившая череду необъяснимых убийств…

Александра Маринина , Алексей Шарыпов , Бенедикт Роум , Виль Фролович Андреев , Екатерина Константиновна Гликен

Фантастика / Приключения / Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы / Современная проза