Он перечитывал и вносил последние штрихи в историю Фаззи Бука, этого великолепного врача; сочинил и некролог Гомеру Буру. Бедное сердце Гомера не выдержало — тяжелый сельскохозяйственный труд, богатая холестерином еда. «Сирота — мясоед, ведь он всегда голоден», — написал доктор Кедр.
Доктор же Бук был сирота необычный. «Худой и строгий», — описал его Кедр. В самом деле, кто из сирот смел прекословить доктору Кедру. А вот Фаззи Бук угрожал даже увольнением своему старому наставнику. Он не только критиковал взгляды доктора Кедра на аборт, но постоянно грозил сообщить попечителям о противозаконной практике. А не так давно Фаззи обрушил на Уилбура Кедра праведный гнев миссионера. Кедр знал — Фаззи Буку надо найти такое место врачебной практики, куда бы рука попечителей не дотянулась. Фаззи сейчас лечил от диспепсии азиатских детишек. (Доктор Кедр недавно прочитал в «Ланцете», что диспепсия — главная причина детской смертности в Юго-Восточной Азии.) Сердитые письма Фаззи были полны реалистических подробностей, которые доктор Кедр почерпнул из рассказов Уолли (через письма Гомера) о его испытаниях в Бирме; эти подробности придавали письмам особую достоверность.
Доктор Кедр очень устал, ему еще пришлось сочинить несколько писем в совет — не от своего имени, конечно. Он бы предпочел ужину эфир. Но надо было подкрепиться — ведь ему предстояло вести собрание, которого с таким ужасом ожидали его затюканные помощницы. Он прочитал девочкам из «Джейн Эйр» всего две страницы, и когда уходил, в спальне еще никто не спал.
«Давиду Копперфильду» тоже не повезло, так что двое мальчишек чуть не заплакали: им очень хотелось послушать, что было дальше.
— Мне очень жаль, но больше ничего интересного сегодня с Давидом не случилось. Это был совсем коротенький день, — сказал он мальчишкам.
Зато у самого Уилбура Кедра день выдался чересчур длинный. И сестры, и миссис Гроган это знали. Он пригласил их в кабинет сестры Анджелы; наверное, здесь он черпал силы, обозревая разбросанные по столу бумаги и горы серых тетрадей с «Краткой летописью Сент-Облака»; облокотился о свою безотказную машинку, как о пюпитр.
— Приступим, — громко сказал он, обращаясь к шушукающимся женщинам, точно стукнул молоточком председателя. — Мы должны преградить им путь.
Сестра Эдна подумала, уж не ходит ли доктор Кедр тайком на станцию смотреть с начальником боевики по телевизору. Сама она частенько туда наведывалась. Рой Роджерс ей нравился больше, чем Хопалонг Кэссиди, зря только он поет. Но им обоим она предпочитала Тома Микса.
— Кому надо преградить путь? — с бойцовским задором спросила сестра Каролина.
— И вы, — доктор Кедр ткнул в нее пальцем, — будете моим главным оружием. Вы нажмете на курок. Пустите первую пулю.
Миссис Гроган, давно опасавшаяся за свой рассудок, испугалась, что доктор Кедр ее опередил. Сестра Анджела давно подозревала, что у Кедра поехала крыша. Сестра же Эдна так его любила, что никакая хула не могла прийти ей в голову. А сестре Каролине были прежде всего нужны факты.
— Прекрасно, — сказала она. — Давайте по порядку. В кого надо стрелять?
— Вы должны выдать меня, — сказал ей доктор Кедр. — Донести на меня и на всех здесь сидящих.
— Никогда не сделаю ничего подобного.
И тогда доктор Кедр стал очень терпеливо им объяснять. Все очень просто — для него, конечно, ведь он обмозговывал это столько лет. Но не для слушательниц. Пришлось взять их за руку, как маленьких, и шаг за шагом повести к спасению.
— Исходить надо из предпосылки, — сказал Кедр, — что Мелони наверняка заполнит анкету и пошлет в совет. И что ответы ее будут не в нашу пользу. Не потому, что Мелони не любит Сент-Облако, — доктор Кедр поспешил взглядом успокоить миссис Гроган, которая уже было поднялась на ее защиту, — а потому, что у Мелони от природы злобный характер. Она такая родилась. И такая умрет. Она нам зла не желает, но в один прекрасный день разозлится на кого-нибудь, сядет и ответит на эти вопросы, выложит все, что знает. В чем в чем, а во лживости Мелони обвинить нельзя.