Правила выживания в Джакарте

— И когда тебе намекают на то, что хорошо заплатят за участие в сомнительного удовольствия мероприятии, ты соглашаешься! — салютует пустым стаканчиком Рид и швыряет его в мусорку (а попадает в Салима).

— Конечно, — говорит Иголка, — спасибо за доверие, гэгэ! Я согласен.

Пункт четвертый чертовски хитрого плана гласит: узнать их план действий.

— И вот тут начинаются сложности.

— Сложности начались, когда ты родился, — комментирует Салим, но лениво и без огонька, скрывая зевок рукой. — А у нас они и не прекращались. Так что где пробел в твоем гениальном плане?

Рид решает пропустить шуточки про свое рождение мимо ушей (во-первых, они несмешные, Салим, держись от юмора подальше; а во-вторых, что взять с убогих?). На улице начинает светать, и спать ему явно хочется больше, чем перекидываться с Салимом оскорблениями, как шариком для пинг-понга.

— Они… — Он пытается подавить свой зевок, но не выходит. Все начинают зевать по очереди, пока Боргес не хрустит челюстью так, что остальные вздрагивают. — Они не будут распространяться насчет своих планов. Это чревато. Скорее всего, объявят, что нужно делать, за день до дела, если повезет. А если нет — то минут эдак за десять. Так что нам нужно, чтобы Шпора проявил чудеса шпионажа и узнал, как именно они поступят со скрижалями… — Рид делает паузу, но Салим настолько устал, что не поправляет его. — Чтобы мы могли придумать, как будем противодействовать.

— Есть идеи? — сонным голосом спрашивает Нирмана.

Рид кивает.

— Есть. — Он усилием воли приводит себя в сидячее положение на стуле. — Но сначала кофе.

Все соглашаются. В ближайший супермаркет посылают Андрея.

— Ищи болтуна, — говорит Рид полчаса спустя, высыпая в свой пластиковый стаканчик второй пакетик сахара. — В каждой банде есть свой болтун, это негласный закон бандитов.

— А в нашей банде? Ты, что ли, у нас болтун?

— Во-первых, у нас не банда, а католическая община, чувствуй разницу, — назидательно произносит атеист Рид. — Во-вторых, не я, а… — Он оглядывается по сторонам. — Андрей, во.

— Болтаешь ты пока больше, — замечает Зандли.

Может, она втайне на него запала и это просто способ выразить симпатию? Может, надо как-то мягко ее отшить?

— Я бы с большей радостью его послушала.

Рид передумывает насчет «мягко».

— Ты мне не нравишься, — ответственно заявляет он.

Зандли только хмыкает.

Убедившись, что он как следует потоптался по ее разбитому сердцу, Рид удовлетворенно продолжает:

— Итак, болтун. Вот как ты его узнаешь…

Чтобы найти Хан Цу, не приходится прикладывать много усилий. Он высокий, тощий, чем-то действительно напоминает Андрея: много двигается, много говорит. Он знаком со всеми, говорит со всеми, знает что-то о каждом, не следит за словами и все равно на хорошем счету у Сю Ханя.

— Подружись с ним.

Иголке хватает двух дней.

— А как заставить его рассказать мне… Ну, — он мнется, — именно про их планы на клише? Если он вдруг что-то знает?

Вокруг начинают сыпаться варианты:

— Угрожать ему?

— Прострелить ему колено?

— Подкупить его?

Сразу видно дилетантов. Рид выдерживает паузу, чтобы прозвучало солиднее, и произносит:

— Напоить его.

Забегаловка, которую люди Триады считают «своей», находится прямо в центре квартала — местные шутят, что это его сердце. Когда Сю Хань зазывает первую и вторую бригаду работающих на него выпить, он приглашает и Иголку. Отказываться неприлично: гэгэ не отказывают.

— Почему все твои планы так или иначе сводятся к алкоголю? — подозрительно спрашивает Салим.

— Потому что это одна из немногих вещей, объединяющая абсолютно всех в этом городе.

— А, то есть еще что-то, кроме желания тебя прикончить?

В забегаловке шумно, душно, голоса перекрывают друг друга, наслаиваясь многообразной китайской речью и диалектами. Те, кто родились в Джакарте, звучат как-то по-особенному грубо.

— Я вот тоже вырос в Джакарте, — говорит Хан Цу, опрокидывая в себя маленькую плошку хуанцзю — настоящего шаосинского старого вина, которое вообще-то надо потягивать, а не пить стопками.

Иголка заботливо подливает еще.