Правильный пацан

Карл у Клары украл кораллы, Клара у Карла украла кларнет. В следственном изоляторе ФСБ каждый день царят подлинно шекспировские страсти. Классики отдыхают. Им, знатокам человеческих душ, вовек не насочинять такого, что для работников «конторы» – обычная рутина.

Березюк тараторил все быстрее и быстрее. Воспоминания перенесли его в пионерский лагерь, где воспитательница застала его за рукоблудием. У нее, оказывается, была совершенно плоская грудь, но зато…

– Хватит об этом, – попросил Ластовец, морщась.

Он терпеть не мог всю эту гнилую «клубничку», которой пичкали в последнее время раскрепостившихся вконец россиян. Но от вездесущих СМИ никуда не деться, их замолчать не заставишь, а подследственного, даже по уши накачанного психотропными средствами, всегда можно держать в узде.

– Перейдем к личности вашего племянника, которого вы застрелили вчера в метро, – сказал Ластовец, прихлопнув ладонью по столу. – Какие отношения вас связывали, кроме родственных?

– Клим Басаргин…

Березюк вытер со лба обильный пот. Это был один из побочных эффектов скополамина – препарата крайне опасного для людей с нарушениями сердечной деятельности. Жар, перепады давления, головокружение, усиленное сердцебиение. Можно было не сомневаться в том, что сейчас у милиционера очень сухо во рту, но пить ему давать нельзя ни в коем случае: лихорадочная говорливость напрямую связана с обезвоживанием организма. Кроме того, если оставить Березюка в покое, он моментально уснет беспробудным сном, поэтому ему нельзя давать передышек.

Нужно непрерывно задавать ему все новые и новые вопросы. Как только возбуждение пройдет, у него начнутся галлюцинации, бред, может быть, даже истерические припадки, перемежающиеся с суицидально-депрессивными состояниями. Так что скоро придется откачивать Березюка антидотом. А когда он очухается, ему все равно будет очень и очень хреново. И…

И полковника Ластовца это устраивало. Он терпеть не мог всех милиционеров скопом и майора Березюка конкретно. Для комитетчика вся эта свора была сродни шакальему племени, следующему за крупным хищником. Неизбежное зло, с которым приходится мириться. Шакалы всегда урвут кусок твоей добычи, а стоит показать им слабину, так и тебя самого сожрут с потрохами. Они никогда не упустят случая цапнуть исподтишка, даже если вокруг полным-полно падали, которой они неустанно набивают свое брюхо. «Ты есть то, что привык есть», – говорили древние, и, слушая исповедь Березюка, полковник брезгливо морщил породистый нос.

От милиционера за версту несло внутренней тухлятиной, он весь был насквозь гнилым, и логика его действий была логикой шакала, гиены – кого угодно, только не цивилизованного человека.

Выследить слабую, беззащитную добычу. Обложить ее со всех сторон, загнать в безвыходную ситуацию. А потом, сатанея от собственной безнаказанности, рвать жертву на куски, игнорируя мольбы о пощаде и крики о помощи. Кто отзовется? Милиционеры в своем праве, у них власть, у них сила.

Пока они в стае, подытожил Ластовец, разглядывая разговорившегося Березюка. Поодиночке эти твари не так уж опасны. Ничего не стоит сломать хребет любому.

Майор милиции жестикулировал, брызгал слюной и говорил, говорил, говорил… Взмокший от пота, побагровевший, с полузакатившимися зрачками, он был не то чтобы страшен, но отвратителен. А дела его… Неужели когда-нибудь такому воздастся по делам его? Сколько покалеченных судеб за один только минувший год! Черти в аду замучаются масло на сковороду подливать. И вообще надежды на них мало, на чертей. Вдруг примут майора Березюка в свою компанию, вместо того чтобы определить в самую горячую точку пекла?

Непорядок. Пусть сначала люди такого сорта на земле за свои грехи ответят, а Страшный суд, если он действительно существует, учтет это обстоятельство при вынесении окончательного приговора.

– Знаю твои дела! – выкрикнул Березюк, грозя полковнику пальцем. – Ты ни холоден, ни горяч… О, если бы ты был холоден или горяч!

– Да? – усмехнулся Ластовец. – Интересно излагаешь.

Он взглянул на часы и понял, что больше от задержанного толку не добьешься. Начался бред. Теперь майор станет нести всякую околесицу, и выловить крупицы полезной информации в этом потоке будет крайне затруднительно.

– Ты вот Тамару Петровну Ледневу жалеешь, я вижу, а меня кто пожалеет? – Березюк рванул ворот рубахи. – Меня, который есть третье животное, имеющее лицо, как человек…

– Это ты верно подметил, майор, насчет животного, – кивнул Ластовец, но милиционер уже не слышал ничего и никого, кроме себя самого.

– Меня, – кричал он, – исполненного очей спереди и сзади!.. Сми-ирно-о! Сотники казачьих отрядов, готовьтесь в поход! Калмыки всем скопом орд угнали с собой весь скот, потопили лодку месяца к свиньям собачьим!

Все это было забавно, но не суть важно. Нажав кнопку вызова, Ластовец распорядился забрать гражданина Березюка, привести его в чувство, а часиков через пять доставить его из лаборатории обратно.

И даже бровью не повел, когда, цепляясь за дверной косяк, Березюк по-терминаторски пообещал ему напоследок:

– Смотри мне! Я еще вернусь!