Правило четырех

И они пошли. После обеда предстояли сборы и маскировка на случай вынужденного бегства и нежданного применения магии.

Юля спала крепким сном.

Обычно, набегавшись за день, перессорившись с половиной интерната, испереживавшись по поводу отсутствия к ней всякого интереса со стороны Славки, который после бегства Ани предпочитал общество мальчишек, и сделав парочку полезных дел – перебинтовать кому-нибудь разодранную коленку или промыть кровавую ссадину на локте, – вечером Юля засыпала мгновенно, едва забравшись в спальный мешок. Спала либо вообще без сновидений, либо видела быстро мелькающие осколки разноцветных картинок, как в калейдоскопе. Утром не могла пересказать содержания своих снов.

Сейчас и сон был другим, и картины в нем – тоже. Если бы кто-нибудь увидел теперь Юлю, то не смог бы сразу сказать, а жива ли она вообще. Сердце билось медленно и тихо, дыхание еле-еле трепетало на губах, руки и ноги были холодными. Щеки побелели. Вся она казалась маленькой и хрупкой, как куколка, только что вынутая из коробки. От прежней Юли осталась только роскошная темно-русая коса.

Сначала сон был только темнотой. Бездной. Потом во тьме вспыхнула яркая точка, увеличилась, обернулась чашечкой цветка с аккуратными круглыми лепестками. Цветок завертелся волчком, из него выстрелила длинная сияющая спираль и – раз! Развернулась огромной золотистой паутиной. Задрожала, словно отражение на поверхности воды, но не исчезла. Паутина была ровненькой и больше напоминала вышивку, чем сети паука. Чем дольше Юля смотрела, тем яснее становилось: паутина совсем не страшная. Наоборот, в ней есть что-то знакомое, родное. Очень хотелось прикоснуться к сияющим нитям, потрогать. Погрузиться. Себя во сне Юля не видела, но попыталась дотянуться рукой и ощутила в ладони покалывание. Она попала в центр.

«Это я, – поняла Юля, – моя паутина».

А в следующий момент она и увидела себя, стоящей в центре. А по краю внешнего круга внезапно вспыхнуло пламя. Юля оказалась в огненном кольце, но было совсем не страшно и не жарко – наоборот. Ей нравилось находиться здесь. Не хотелось ни плакать, ни злиться, ни жалеть себя, куда-то ушли обиды, неудачи, несправедливость. Аня казалась теперь обычной девчонкой – не вредной задавакой, а такой же одинокой, как она сама. Славка выглядел маленьким и слишком обыкновенным, вся его тяга к приключениям была лишь следствием дружбы с Аней, в этом не оставалось сомнений. Ирина Андреевна вовсе не находила Юлю самой плохой девочкой в интернате, а себя даже не считала красавицей. Но самым удивительным было отношение к Юле физрука – ему, оказывается, нравились ее успехи на физкультуре, ее ловкость, сила и, как он считал, выдержка. Физрук даже не обиделся на тот удар, который Юля нанесла ему. Наоборот, нашел его удачным.

Короче говоря, мир совершенно изменился. А может быть, он сразу был иным.

Костер запылал ярче, а Юля почувствовала, как из плеч растут крылья. Она превращалась в птицу. Трансформацию юниор-полицейских она, как и все, видела не раз и сразу почувствовала: эта птица – не орлан. Огненные крылья, красно-золотые перья.

«Я – феникс», – поняла Юля. И проснулась.

Она лежала на узкой кровати в каморке с каменными стенами и решеткой на окне.

Сон не забылся. Предыдущие события Юля тоже помнила отчетливо. Одного только не могла понять: зачем она вылезла из кустов и побежала навстречу белому туману? Ну как можно было повести себя так глупо и подставить весь интернат! Теперь они наверняка придут ее спасать.

* * *

Интернатские были заняты тем, что завешивали чудесный дом снаружи вязанками еловых и сосновых лап. Лялька и Маша помогали младшим собирать рюкзаки, объясняя, что «может быть, рано утром опять пойдем на прогулку». Саша балансировал на крыше, Славка стоял на окне, подавая ему ветки. Остальные находились поблизости – кто-то нарезал, кто-то связывал, кто-то отгонял мелюзгу. А Ванька с Олежкой попеременно дежурили в развилке самого высокого ильма: высматривали орланов в небе. Не летят ли уже обратно?

Вернулись Даша и Ярослав Игоревич, они принесли ошеломляющую новость: «Зеленого угла» больше нет. Здание лежит в руинах на пепелище.

– Сожгли, сволочи. – Саша сжал кулаки.

– Кто? – воскликнул Женек, притащивший новую охапку веток.

– Орланы? – предположил Славка.

– Юниор-полиция? Да никогда. Это мэр, скорее всего, – заметил привратник.

При этом физрук, в последние дни ставший с Дашей гораздо приветливее, вновь зло посмотрел на нее сверху и отвернулся, как будто она лично была виновата в поджоге. Даша лишь горько вздохнула.

– А что жители? – спросил привратник.

– Сорок два человека готовы помогать нам. Восемь из них – родственники наших детей, остальные – соседи, друзья… Ну и человек десять – пятнадцать – из принципа. За идею, – доложил художник.

– За какую? Мир во всем мире? – усмехнулся дядя Коля.

– Нет. Они возмущены тем, что красивое старинное здание превращено в кирпичное крошево.

– Да ладно, не преувеличивай! Пожар я понимаю, но откуда крошево?