Я редко испытываю страх, поэтому все, что я чувствую в данный момент, для меня ново. И это не просто страх. Это ужас. Это агония, которой я никогда не знал. Это ярость, когда я смотрю на свою мать.
— Шесть месяцев? — Я отталкиваю её руку от себя, не в силах осознать, что она говорит. Как она могла так поступить со мной. — Ты знала об этом шесть месяцев и не сказала ни слова?
— Это было его решение. — Голос мамы звучит устало. Побежденно. — Он не хотел, чтобы ты знал. Он не хотел, чтобы вы с сестрой знали.
Я внезапно вспоминаю свою младшую сестру. — Где Мэрианнн?
— Она наверху в комнате ожидания с твоей тетей.
— Она его видела? Она знает, что происходит?
— Да. Мы сказали ей этим утром, когда нам пришлось его госпитализировать.
Я кусаю внутреннюю сторону щеки так сильно, что прокусываю. Вкус меди наполняет мой рот. — Почему его госпитализировали? Нужна операция?
Мама качает головой. — Это неоперабельно.
Я сглатываю. — Ладно. Значит, химиотерапия? Лучевая терапия?
— Это неизлечимо.
Мой лоб морщится. — Он умирает?
— Да.
— Почему,
Я закрываю лицо руками и выпускаю беззвучный крик. Затем поднимаю голову и смотрю на маму. Беспомощный.
— Что, черт возьми, происходит? — Теперь и я звучу побежденно.
Тихим голосом она описывает все, через что им пришлось пройти за последние шесть месяцев. Все началось с вздутия живота, потом появились боли в животе. Боль, казалось, возникла из ниоткуда. Они предположили, что потеря аппетита была вызвана болью. И, конечно, меньше ешь и пьешь — худеешь. И я хочу ударить себя, потому что
А я думал, что мой папа выглядит отлично,
Господи.
Моя тупость вызывает приступ неистового смеха. Мама бросает на меня резкий взгляд.
— Я такой идиот, — выдавливаю я, не в силах перестать смеяться. — Я думал, что он худеет, потому что занимается спортом. А тем временем, он умирает от рака.
Это слово засело в моей голове. Оно отдается в ней эхом. Как барабанный бой.
Мама продолжает говорить. Она рассказывает, что папа пошел на обследование, когда боль не проходила. Врачи провели множество тестов, и тогда — сюрприз. Рак поджелудочной железы четвёртой стадии. Метастазы. Папин рак распространился за пределы поджелудочной.
— Так что мы делаем? — Хрипло спрашиваю я. — Что мы можем сделать?
— Все, что мы можем сделать, это облегчить симптомы. — Она снова тянется за моей рукой. Наши пальцы ледяные. Мы как два ледяных кубика, касающихся друг друга. — Дорогой, сейчас мы говорим о паллиативной помощи. У нас даже нет времени подготовить дом для хосписа, так что он останется здесь до... Она не договаривает.
— Хоспис? — Повторяю я с удушливым стоном. — Все настолько серьезно?
Она кивает.
Как это могло произойти? И почему это происходит с
Черт с этим раком. Черт с этой штукой, которая пытается украсть моего папу. Я отказываюсь верить, что ничего нельзя сделать.
— Должно быть что-то, что можно сделать, — произношу я вслух.
— Ничего нет. Рак в его органах. Он распространился повсюду. — Она тяжело выдыхает. — Онколог дал ему несколько дней.
Я смотрю на неё в шоке. Во мне снова поднимается гнев.
— Почему ты не сказала нам раньше?
— Потому что он не хотел, — твёрдо отвечает она. — Он не хотел, чтобы его дети знали, что он умирает. Он не хотел, чтобы вы относились к нему по-другому. Он не...
— Нет, с меня хватит. — Я резко встаю. — Я хочу пойти к своему отцу.
Глава 50
Шейн
Мама поднимает меня наверх в отделение онкологиИ. Мы ненадолго останавливаемся в комнате ожидания, чтобы я мог увидеть сестру. Мэрианнн подбегает ко мне и крепко обнимает. Она не плачет, но выглядит испуганной, когда поднимает голову, чтобы посмотреть на меня.
— Папа умрет, — говорит она, и я едва не расплакался.
— Я знаю, — говорю я, опускаясь на колени, чтобы обнять её снова. — Я скоро вернусь, малявка, ладно?
Мама ведёт меня по коридору и останавливается перед закрытой дверью. — Он здесь. Я дам вам немного времени наедине.
Кивнув, я толкаю дверь. Комната белая и стерильная, наполненная гулом аппаратов, прерываемым периодическими звуками и приглушёнными шагами в коридоре. Жалюзи закрыты, и флуоресцентное освещение мгновенно режет глаза.
Я заставляю себя сосредоточиться на кровати. На моём отце, лежащем в ней.
Не могу поверить, что видел его всего несколько дней назад. Теперь у него тёмные круги под глазами. Морщины на его лице, вырезанные годами смеха, кажутся глубже. Кажется, он похудел на двадцать килограммов за одну ночь.