Правило Диксона (ЛП)

Но теперь я это понимаю. Понимаю. Как бы я ни был зол, думаю, я поступил бы точно так же на его месте. Я не хотел бы, чтобы люди жалели меня шесть месяцев, волновались и суетились. Внезапно я вспоминаю, как мама не хотела, чтобы он шёл на прогулку после ужина в День благодарения, утверждая, что было слишком много активности. Я думал, она беспокоилась о Мэрианнн. Теперь я понимаю, что она говорила о папе. Она хотела, чтобы он поберёг себя.

Я закрываю глаза и глубоко вдыхаю. Моё сердце бьётся в кончиках пальцев, и это больше адреналина, чем мне нужно сейчас. Когда моё дыхание достаточно замедляется, чтобы я мог открыть глаза, груз на моих плечах становится тяжелее, чем когда-либо.

Я медленно поднимаю голову, вытирая слёзы рукавом своей толстовки. — Ты не можешь уйти, — говорю я. Потому что просто нет альтернативы. — Ты не можешь уйти.

— Мне придётся, сынок. Но я обещаю тебе, что всё будет хорошо.

— Нет, не будет. — Глаза горят.

— Будет, потому что ты самый сильный человек, которого я знаю. Я любил тебя с того момента, как ты открыл глаза. Медсестра передала мне твоё крошечное, слизистое тельце...

Я захлёбываюсь от смеха.

— И ты посмотрел на меня с таким понимающим взглядом. Твоя мама говорит, что я воображал это, что ты не мог бы узнать меня. Она говорит, что новорожденные даже не могут сосредоточить взгляд сразу после рождения, но я знал, что ты видел меня. И в тот день ты стал моим лучшим другом.

Мне приходится подавлять крик боли, который хочет вырваться.

— Ты тоже мой лучший друг, — говорю я тихо. — И ты лучший отец, о котором можно только мечтать. Ты затмеваешь всех других пап. Они должны стыдиться.

Он улыбается. — Чертовски верно. — Его дыхание снова становится поверхностным, голос дрожит от эмоций. — Я хочу, чтобы ты помнил, что независимо от того, где я буду, я всегда буду с тобой. Смотреть за тобой.

Я сжимаю его руку, ощущая невыносимую тяжесть этой надвигающейся утраты. Я не могу этого сделать. Я не могу попрощаться с ним. Моё сердце болит от осознания того, что это может быть одним из последних разговоров, которые мы когда-либо проведём. Этот человек сформировал мою жизнь. Научил меня тем ценностям, которыми я живу. Как же я буду жить без его мудрости? Его руководства?

— И мне нужно, чтобы ты пообещал оставаться на том пути, который мы старались для тебя создать. Ты поедешь в Чикаго и вступишь в тренировочный лагерь. Ты выйдешь на лёд на своём первом матче в НХЛ, и, когда это произойдет, ты посмотришь вверх, и я буду смотреть на тебя.

Я снова начинаю плакать.

— Обещай, Шейн.

Я изо всех сил кидаю клятву, крепко сжимая его руку. — Обещаю.

— Хорошо. — Он тихо смеётся. — И ещё одно, и я клянусь, что всё, что я хотел сказать, закончено.

Я не могу ответить на его смех. Мне слишком больно.

— Мне нужно услышать, что ты будешь заботиться о своей маме и сестре.

— Конечно, буду. Я всегда буду о них заботиться.

— Хорошо, — снова говорит он.

Наступает короткая тишина. Я слушаю его дыхание. Оно снова становится поверхностным. Лёгким. И его глаза начинают затуманиваться.

— Ты в порядке? — Спрашиваю я.

— Просто устал. Может, я немного вздремну.

— Хочешь, чтобы я позвал маму?

— Да.

Я вытираю глаза и иду к двери, но его голос останавливает меня, прежде чем я смогу уйти.

— Я тебя люблю, сынок, — говорит он из кровати.

— Я тебя тоже люблю, папа.

Через три дня моего отца не стало.

Глава 51

Шейн

Я не хочу здесь находиться

— Ты в порядке? — Обеспокоенно спрашивает Диана.

Сегодня воскресенье. Пять дней спустя после того, как мой отец скончался в больнице, где я, мама и сестра были у его постели.

Не знаю, планировал ли он это. Знал ли, что это произойдет именно в тот момент. Было утро, и мы сидели в его палате, смотрели телевизор, я в кресле, Мэриан прижалась к его груди. Мама была внизу в кафе, занимаясь работой на ноутбуке, когда папа вдруг сказал Мэриан: — Почему бы тебе не сходить за мамой и не привести её сюда? Давайте проведем немного времени вместе, все четверо.

Мэриан убежала, вернулась с мамой, и через пятнадцать минут его не стало.

Я думаю, он, наверное, знал.

Теперь мы дома в Хартсонге. Здесь полно людей, пожеланий и горя, которые висят в воздухе, как густой дым. Изредка раздается всхлипывание, прерывающее мягкий шум разговоров. В углу гостиной стоит стол, накрытый цветами и венками, с большой черно-белой фотографией моего отца. Я не могу на нее смотреть, не расплакавшись, поэтому держусь подальше от этой части комнаты.

Погребение было только для близких родственников. Папа похоронен в Берлингтоне рядом с его родителями. Они тоже умерли молодыми; я осознал это, когда был на кладбище, глядя на их надгробия. Дедушка умер в начале шестидесятых, бабушка в середине пятидесятых. Оба скончались от сердечного приступа. А папе достался, черт возьми, рак, который даже не был в его семье. Вселенная имеет странное чувство юмора.