Правило крысолова

На улице, застыв в мелком моросящем дождике, я понимаю, что проспала почти три часа и время потеряно, а обстоятельства усложняются накатывающими сумерками, которые скоро перейдут в кромешную тьму, и отсутствием транспорта. Мои надежды на частников испарились, как только первый же остановленный автомобилист в ответ на предложение съездить в Овечкино и обратно покрутил пальцем у виска.

Минут двадцать я честно упрашивала всех попадающихся на дороге у гостиницы автомобилистов прогуляться в дождь по грунтовым дорогам к монастырю под Овечкином, потом озверела. Прислушавшись к нарастающему внутри себя напряжению, успокоив дыхание и перестав мысленно обзывать этих… всякими прозвищами, я деловым шагом прошла к автостоянке у вокзала. Выбор оказался более чем убогим. Шесть автомобилей и один дряхлый автобус.

Сначала я убедилась, что никто из владельцев двух “Запорожцев”, старинной “Волги”, послевоенной “Победы” и двух ржавых “Москвичей” не забыл впопыхах ключи в зажигании. И уже достала складывающуюся металлическую указку, как у подъехавшей “Нивы” открылась передняя дверца, выглянул веселый Ладушкин и назвал статью, которая полагается за угон автотранспорта.

Я понуро обошла “Ниву”, села рядом с ним и поинтересовалась, как он себя ощущает без трусов?

Ладушкин задумался.

— Меня больше беспокоит отсутствие носков, — заявил он, перестав улыбаться.

— Где вы взяли машину? — Я старалась быть официальной, “ты” испарилось.

— Профессиональная взаимовыручка. Милиция есть везде. Я вам больше скажу, Инга Викторовна. Отделаться от меня вам так просто не удастся. Если я не верну машину до восьми утра, отряд особого назначения “Собинка” отправится по указанному мною маршруту на поиски в полном боевом снаряжении.

— Что вы говорите? — Я старательно изобразила ужас на лице. — “Собинка”?! Боже мой, я пропала! — И добавила устало:

— Никто из боевых коллег не пожертвовал вам носки?

— Поймите. — Похоже, терпению Ладушкина нет предела. — Я ведь ринулся к вокзалу в чем был! Запасных трусов и носков с собой не ношу. А если бы я их не постирал в гостинице, с вами бы случился обморок, это точно. Два дня ведь бегал в поту! Стыдно, знаете ли, ложиться в таких трусах в постель с девушкой.

Тут я заметила, что по ходу нашей содержательной беседы мы уже проехали мост и выехали за город.

— Давайте говорить глупости, — предложил Ладушкин, тоже перейдя официально на “вы”. — Во сколько лет вы решили заняться сексом с мужчиной?

Я фыркнула.

— Не хотите о глупостях? — не обиделся он. — Можем поговорить о деле. Вот, к примеру, мне очень интересно знать, когда вы познакомились со своим любовником и при каких обстоятельствах.

Я опять фыркнула.

— А вы знаете, что ваш женатый Ромео имеет двоих детей, место заведующего кафедрой в медицинской академии и чин майора? За особые заслуги перед Родиной три года назад награждался именными часами. А год назад серебряным портсигаром с зажигалкой в паре к нему.

— Ну и что? При чем здесь чины, работа, награды? Этот человек вызывает во мне самые пронзительные эротические фантазии!

— Не будем о глупостях. Фантазии… У меня он вызывает чувство брезгливости. Ваш любовник, не задумываясь, в перерывах между воплощениями ваших эротических фантазий обыщет сумочку или сделает слепок с ключа.

Я застыла.

— Видели это? — Инспектор протягивает руку. На раскрытой ладони лежит зажигалка. — Я подобрал ее в холле банка, как раз перед тем, как ваш оператор напал на меня на улице.

— Он… Павел не курит.

— А это и не обязательно. Не знаю, что там у него скрывается в портсигаре, а зажигалкой можете побаловаться. Смелее! Вы говорили, что умеете обращаться с фототехникой.

Осторожно беру зажигалку с его ладони. Разглядываю крошечный объектив. Поддеваю маникюрными ножницами корпус, открываю его. Закрываю с легким щелчком. На корпусе зажигалки выгравировано: “П.А. от напарников по службе и экстриму”. Выдыхаю с отчаянием:

— Фотоаппарат…

— Но самое обидное не это, — продолжал Ладушкин, напряженно следя за дорогой. Мы тащимся не больше пятидесяти в час. — Обидно, что к сорока пяти годам почти все хорошо себя проявившие федералы в награду за профессиональное рвение вдруг получают задание, так или иначе связанное с большими деньгами. И что характерно! Дело это останется нераскрытым, уйдет в архив, а герой-федерал — на пенсию. А там, глядишь, домик построил, трем любовницам купил по машине и форму поддерживает на кортах — аренда по пятнадцать долларов в час.

— Ладно, — сдалась я. Меня добило его предположение о трех любовницах. — Он снял слепок с ключа от сейфа Ханны, который я спрятала в ванной на дне корзины с грязным бельем.

— А если я скажу, что он этим слепком поделился не только со своим федеральным начальством, вы не очень огорчитесь? — невозмутимо спросил Ладушкин.

— Нет. Я подумала в банке, что он передал фотографию этого слепка Лопесу с Хогефельд.

— Сначала — Лопесу и Хогефельд! — со значением повысил голос Ладушкин. — Значит, вы так подумали, и что? Никаких выводов не сделали?

— Каких именно? Что он козел поганый?