Правитель Аляски

   — Вы на меня не обижайтесь, — весело сказал доктор. — Я доволен вами, и всякие такие разговоры на меня не влияют. Это даже хорошо, что вы официально решили породниться с сандвичанкой. Ваш брак, дорогой Тимофей Осипович, — в голосе Шеффера зазвучали торжественные ноты, — будет знаменовать вечную и нерушимую дружбу между русскими и канаками.

   — Мне надо бы кое-что подарить её родне, — перевёл на земные надобности Тимофей.

   — Выбирайте на нашем складе что хотите, — размахнулся по-царски доктор, — любые материи, инструменты, что может понравиться канакам. Я и сам одарю вас и вашу избранницу от имени компании. Поговорю с королём, чтобы и он не поскупился на подарки чете, символизирующей крепкий союз между русскими и сандвичанами. Подумай, Тимофей Осипович, о свадебном наряде невесты. Она должна выглядеть прилично.

   — Уже думал, — тяжко вздохнул Тараканов. — Платьев-то женских на складе у нас нет. Придётся самому блузу ей сшить.

   — Вам и дом свой нужен, — продолжал входить в его нужды Шеффер. — Не в канакской же деревне жить будете.

   — Насчёт дома тоже думал Сам построю. Мужики наши помочь обещали.

   — А какой же дом хотите строить и где?

   — Да как у канаков. Для местного климата лучше не придумаешь. Только по нашему обычаю хочу...

Предбанничек, что ли, устроить. А то как-то непривычно с улицы — прямо в горницу. А поставим его, ежели вы, Егор Николаевич, не против, аккурат посерёдке между факторией и деревней канаков, чтоб и мне и ей сподручно было к своим ходить.

   — Это место с королём Каумуалии обсудить надо, чтоб к нам претензий с его стороны не было, — заговорил в Шеффере законник. — Но вы об этом не беспокойтесь. С королём я всё улажу.

Вполне удовлетворённый разговором, Тараканов с чувством сказал:

   — Спасибо, Егор Николаевич, за понимание и содействие.

   — О чём речь, дело важное, — протянув промышленнику руку, по-простецки сказал доктор Шеффер.

Вечером Тараканов навестил Лану и, приласкав, сразу стал заниматься малопонятными ей операциями. Достал из кармана узкую ленту с делениями, обернул сначала вокруг её плеч, потом вокруг талии, вокруг груди и бёдер, старательно помечая что-то на бумажке. Когда же она спросила, зачем это, он объяснил, что хочет сделать ей новый наряд.

Подарки Лана любила и стала с нетерпением ждать, что ещё такое выдумал для неё милый.

Меж тем по деревне Ваимеа уже полз слух: скоро будет большое веселье в честь того, что русский алии берёт в жёны Лану, а русские уже начали строить дом для молодых под сенью одинокой пальмы на берегу реки. Помогать им пришли и канаки. Они с энтузиазмом обтёсывали жерди, заготовляли листья для крыши дома, и, кажется, более всех радовался этому событию неугомонный братишка Ланы, суетившийся у всех под ногами и счастливый тем, что каждый, кому хотелось, использовал его на подхвате.

Сооружаемый всем миром дом был готов через два дня. Он получился с удивительной пристройкой: небольшое крыльцо с резной фигуркой конька наверху и похожие на веранду сени перед входом в жильё. В остальном же был подобен обычной канакской хижине — с продуваемыми ветерком стенами, с крышей из листьев и полом, покрытым плетёными циновками.

А ещё до того, как дом начали строить, Тараканов пришёл с Ланой к её родителям и, преподнеся им подарки — топор для отца, зеркало и отрезы сатина для матери и в придачу — нет большего сокровища в любой канакской деревне! — железный котёл и медный чайник для всей семьи, — попросил отдать Лану ему в жёны. В знак согласия отец Ланы, лет сорока рыбак с дочерна загорелым телом, потёрся носом о нос Тараканова и протянул ему крепкую руку. Он был счастлив, что их любовь и гордость Лана, так рано потерявшая первого мужа, снова нашла достойного её мужчину — русского алии по имени Тим.

В оставшиеся до свадьбы дни Тараканов, вооружившись ножницами, иголкой и нитками, колдовал над выделенным ему из компанейских припасов отрезом белого атласа. Изготовление женских блуз было для него делом новым, но он справился. Накануне торжественного дня заставил Лану примерить наряд, чуть сузил блузу в талии, немного расширил в плечах. Сверкающая на солнце материя спускалась на округлые бёдра Ланы затейливыми воланами, туго натягивалась на груди. Взглянув на себя в зеркало, Лана опешила от неожиданности и восторга и пылко обняла шею своего «кане лауае».