Профессор Фан Беодез. «Мировые религии. Том 2»
Несколько дней в новом доме, где-то на самых задворках густонаселенного Муравейника, прошли незаметно. Ашарх и Манс не покидали свое тайное убежище, задернув окна и закрыв двери, чтобы избежать внимания любопытных соседей. Еды и воды было предостаточно, и единственной досадной мелочью оставалась скука, которая одолевала мужчин с того самого момента, как они переступили порог. В попытках хоть чем-нибудь себя занять, чтобы унять беспокойство о Лантее, профессор лишь упрямо и настойчиво занимался с юношей залмарским языком, а в свободное время рассказывал Мансу о мире за пределами песков. Он с тоской описывал свою малую родину – бескрайние южные степи, где паслись табуны крепких коней, а порывистый ветер развевал их гривы; он делился воспоминаниями о столице Залмар-Афи, величественной и шумной днем, и таинственной ночью, расцвеченной огнями сотен фонарей; он говорил о тех краях, что посетил во время своего путешествия с Лантеей, – густых лесах и заливных лугах, и с легкой улыбкой рассказывал о скалистых утесах Мавларского хребта, с которых открывался самый изумительный вид на золотистые пустыни.
И юноша слушал, завороженный, с ребяческим восторгом в глазах, словно все это было дивной сказкой, но никак не реальностью. А профессор, видя искреннее восхищение во взгляде Манса, лишь удовлетворенно хмыкал себе под нос, все чаще замечая, как в своем любопытстве юный хетай-ра становился похож на сестру, так же одержимую чужими краями и странами.
Вечером второго дня, проведенного взаперти, с комфортом устроившись на шкурах на полу спальни, приятели неспешно потягивали травяную настойку прямо из горла стеклянной бутыли и беседовали. Вокруг по комнате порхали и ползали светлячки, немного разгоняя темноту, и мужчины просто убивали время за разговорами, ожидая, когда стражи времени оповестят город о наступлении ночи, и можно будет отправиться спать.
– …Сколько бы Лантея не хотеть казаться смелее, но ей страшно тоже, – сказал Манс.
– По ней и не скажешь, – заметил профессор, делая небольшой глоток из бутыли.
– Сам подумайи, если она не будет скрывать страх свой, то никто ее не послушаться.
– Имеешь в виду, что пока хетай-ра не увидят в ней смелого хорошего лидера, никто не согласится отправиться на поверхность? Думаю, ты прав…
Ашарх потянулся, чувствуя приятную легкость по всем теле и голове после настойки.
– Это так, – сказал юноша. – И не только простой хетай-ра. Городоской совет, матриарх, служка, стражики. Она держит себя перед ими без страха, без сомнений. На деле она боится.
Манс расслабленно сидел на шкурах, скрестив ноги и по привычке перебирая пальцами свои потертые четки. Взгляд его был слегка замутненным из-за выпитого алкоголя, бледные щеки раскраснелись, но зато язык практически не заплетался, хотя отдельные залмарские слова он все же не мог полноценно выговорить, путая звуки.
Задумчиво хмыкнув, Ашарх заговорил:
– Мне кажется, самое страшное для нее как раз впереди. Когда она вернется с победой и получит голос, то ей еще предстоит убедить весь Бархан в том, что городу и народу нужны перемены. Просто подумай, столетиями хетай-ра рыли песчаник, расширяли полисы, сражаясь за свои территории с ингурами, а она станет убеждать всех, что нужно бросить родной дом и уйти в безызвестность. К границам чужих краев… Члены городского собрания не допустят этого. Ведь это безумие!
– Нет. Здесь она может говорить, здесь Лантея убеждать всех, если захочит. Она умная, она знает подход к многим знатным хетай-ра – я в ней не сомневаться!.. Но как только слух прийти в Zceit, Первый Бархан, то созываться Совет Пяти Барханов. Там Лантея иметь мало силы.
– Что еще за Совет Пяти Барханов? – нахмурившись, поинтересовался профессор.
Он мгновенно принял сидячее положение и, передав бутыль с настойкой своему приятелю, слегка склонил голову набок, желая услышать объяснения.
– Это когда пять матриарх пяти Барханов собираться вместе, – лаконично ответил Манс и сделал большой глоток напитка. Кадык на его горле дернулся несколько раз, а после юноша раздосадовано посмотрел в горлышко опустевшей бутыли и с сожалением облизал губы.
– И для чего?..