На время правления Эвмена II падает, по-видимому, и сооружение библиотеки. Она была украшена множеством изображений поэтов и историков. Среди них были представлены Гомер, Геродот, Алкей из Митилены и трагик Тимофей Милетский. Вообще, Пергамская библиотека принадлежит к числу тех древних строений, конструкция которых известна нам во всех деталях{74}
. В возведении архитектурных памятников участвовали также представители пергамской знати, и в первую очередь Меноген, сын Менофанта. Его инициативе мы обязаны возникновением нескольких монументов; кроме того, он воздвиг но менее семи бронзовых статуй. Так как надписи на пьедесталах сохранились, то мы знаем, что здесь стояли статуи царей Аттала I и Эвмена II, цариц Аполлониды и Стратоники, а также царских братьев Аттала, Филетера и Афинея. Все в целом должно было, по-видимому, выражать приверженность Меногена династии Атталидов. Эти бронзовые статуи утрачены, зато сохранилась колоссальная голова, которая, очевидно, принадлежала статуе Аттала I. Как выглядел Эвмен II, показывает изображение на монете{75}. Здесь представлено худое лицо с впалыми щеками, покатым лбом и топким орлиным носом — красноречивое подтверждение литературного описания болезненной внешности этого правителя.Хотя мир в Апамее (188 г.) и означал конец воины между римлянами и Антиохом III, в Малой Азии он привел к новым конфликтам. Огромное увеличение пергамской территории было бельмом на глазу других династов и царей в Анатолии, в особенности это относилось к Прусию I Вифинскому, симпатии которого были на стороне македонского царя Филиппа V. В лице Ганнибала Прусий располагал ценным военным советником, однако, несмотря на это, военная удача в пергамо-вифинском конфликте оказалась на стороне Эвмена.
Яблоком раздора между двумя государствами была область Фригии Эпиктеты. В борьбу в конце концов вмешались Римляне, отправившие специальное посольство во главе с Т. Квинкцием Фламинином. Ганнибал оказался загнанным в угол и покончил жизнь самоубийством (183 г.). Приобретение района Фригии Эпиктеты было важным для Эвмена II постольку, поскольку он таким образом впервые получал непосредственный доступ в Галатию, которая теперь была поставлена под прямое управление Эвмена. В одном тельмесском постановлении упоминается о победе Эвмена (который здесь называется «спасителем» и «благодетелем») над Прусием, Ортиагоном и прочими их союзниками{76}
. Ортиагон был царем толистоагиев, одного из трех галльских племен в Малой Азии; очевидно, он предводительствовал над всеми галатами. По-видимому, галаты тогда окончательно попали под верховную власть Эвмена. Тем самым он вошел в прямое территориальное соприкосновение с царем Понта Фарнаком.Этот правитель пользуется весьма дурной славой в греческой традиции. Полибий называет его самым вероломным царем из всех, каких он знал. Между ним и Эвменом дело вскоре дошло до военного столкновения, которое длилось с 183 до 179 г. В эту войну оказались втянутыми целый ряд династов, территории которых были расположены между Пропонтидой (Мраморное море) и Армянским нагорьем. У Эвмена нашлись союзники в лице Прусия II Вифинского, пафлагонского династа Морзия и царя Каппадокии Ариарата. Римляне также попытались вмешаться посредством ряда посольств, Однако они мало чего добились. Мир наступил лишь тогда, когда Эвмен поставил понтийского правителя в безвыходное положение. По мирному договору Фарнак должен был принять на себя обязательство никогда более не вступать на галатскую землю. Его соглашения с галатами были аннулированы. Галатия была отныне прочно привязана к Пергамской державе. В войске Атталидов с этих пор встречаются среди прочих и галаты, прославившиеся как отличные воины.
Если Эвмен II находился в натянутых отношениях уже с македонским царем Филиппом V, то при преемнике Филиппа Персее (179–168 гг.) эти отношения не стали лучше — напротив того, они еще более ухудшились. Пергамский царь но упускал ни одной возможности, чтобы очернить македонского правителя в глазах всего света. Так, зимой 173/72 г. Эвмен снова съездил в Рим, чтобы обратить внимание на усиленную подготовку македонского царя к войне. То, что Эвмсн II высказал в своей речи в сенате, вряд ли могло быть новостью для римлян, и, как уже справедливо было указано, воспроизведенная у Ливия [XLII, 10 и сл.] речь Эвмена (если она вообще достоверна) преследовала лишь одну цель — подтвердить уже известные факты, и прежде всего более четко обрисовать характер самого Эвмена. Сенат знал, кого имел в лице Эвмена, поэтому почестей и знаков внимания было оказано царю в Риме столько, что они возбудили недовольство Катона Старшего. Он ехидно заметил, что царь по природе своей — плотоядное животное; этим он, по-видимому, хотел сказать, что Эвмену нельзя доверять ни на йоту.