Правители эпохи эллинизма

Контрастом блестящего птолемеевского двора в Александрии было положение в сельской местности. Население давно уже утратило веру в справедливость, многие крестьяне проявляли недовольство, администрация была поражена коррупцией, а жречество лишь ревностно оберегало свои привилегии. Кругом можно было видеть невозделанные поля, крестьяне скрывались в храмовых убежищах в ожидании лучших времен. В 50-е годы I в. до н. э., еще до вступления в управление Клеопатры, в стране вспыхнуло восстание, распространившееся на значительную часть Среднего Египта — на округа Гераклеополя, Оксирипха, а также Арсинои (сегодняшний Фаюм). Власти, как это часто бывало, оказались беспомощными перед этими событиями, и не удивительно, если и при Клеопатре VII пришлось использовать войска в Гераклеопольском округе, чтобы образумить тамошнее население^{82}. Кстати, весьма примечательно появление обозначения speira для воинского подразделения; по-видимому, здесь может идти речь лишь о римских войсках (speira = манипул), которые были расквартированы в стране со времен Габиния (55 г.). Разумеется, при этом не следует думать о природных римлянах или италиках; речь идет скорее о солдатах — выходцах с Востока, подобных тем, которых позднее в избытке можно было обнаружить в легионах Антония. Однако правительство не ограничивалось подавлением восстаний. Мы располагаем указом царя и царицы, т. е. Птолемея XIII и его сестры Клеопатры VII, от 49/48 г. до н. э.^{83}. В этом документе известной части населения, а именно обладателям охранных грамот, гарантируется свобода личного передвижения, чтобы они могли заниматься экономической деятельностью на благо страны. Все эти распоряжения представлены лишь двумя-тремя случайно дошедшими до нашего времени документами, Однако они свидетельствуют о том, каким тяжелым стало экономическое положение Египта при Клеопатре VII.

Не удивительно, что совместное правление двух столь различных по возрасту представителей династии Птолемеев вскоре привело к трениям. Оба находились под влиянием своих советников, а эти последние преследовали разные цели. При дворе в Александрии образовались две противоположные партии, пытавшиеся оспаривать друг у друга первенство. Большая доля вины за все ложится здесь на Клеопатру. Она совершенно подавила своего младшего брата и отстранила его от какого бы то ни было участия в делах управления, хотя в завещании их отца недвусмысленно было предписано обратное^{84}. Сначала царица, очевидно, вообще правила одна, но это, по-видимому, продолжалось лишь очень недолго, поскольку в одном документе, датируемом 27 октября 50 г. до н. э.^{85}, в прескрипте появляется имя юного царя, притом подчеркнуто на первом месте, перед именем царицы. За этой переменой угадывается рука Потина.

Когда весной или летом 49 г. в Александрии находился сын Помпея Магна Гн. Помпей — в ту пору уже началась гражданская война в Риме между Помпеем и Цезарем, и Помпей Магн переправился в Грецию, — он встречался в египетской столице с обоими представителями птолемеевской династии. Но когда Плутарх [ «Антоний», 25, 4] сообщает о любовной связи молодого Помпея и царицы, то это не более как клевета, точно так же как и указание Аппиана [ВС, V, 8], согласно которому Клеопатра будто бы уже в 55 г. вступила в любовную связь с М. Антонием. Эти сообщения изобретены тогдашней скандальной хроникой, однако они показывают, что Клеопатру считали способной на все. На самом деле она вряд ли могла быть столь неосмотрительной, чтобы, вступив в связь с Гн. Помпеем, недвусмысленно оказаться на стороне противников Цезаря. Ведь тогда никто еще не знал, какое развитие получит великое противоборство двух могущественнейших политических лидеров Рима, а до битвы при Фарсале (летом 48 г.) было еще далеко.

Засвидетельствованное в 49 г. совместное правление брата и сестры продолжалось, очевидно, недолго; за два-три месяца до прибытия Цезаря в Александрию (1 октября или, по Юлианскому календарю, 27 июля 48 г.) Клеопатре снова пришлось уйти в изгнание, которое, по-видимому, падает на лето 48 г. (по измененному календарю). Возможно, что она удалилась в Фивы, однако указанию сирийца Иоанна Малалы^{86} не следует слишком доверять, поскольку этот историк, который жил в VI в. н. э., многого не понимал, а кое-что превратно истолковывал.