Антоний сильно отличался от Цезаря. Он был на 15 лет моложе и старался подражать своему великому предшественнику, но не мог сравняться с ним в самом существенном. После битвы при Филиппах Антоний, несомненно, был самым знаменитым человеком своего времени, он чувствовал себя некоронованным царем всего Востока. В свои планы он хотел включить также Египет. С этой целью он послал в Александрию своего друга Кв. Деллия, и тот передал царице требование, чтобы она оправдалась перед Антонием за свое поведение во время гражданской войны. Возможно, что какую-то роль в решении Антония сыграло любопытство: ведь он ужо в 55 г. видел Клеопатру в Александрии, и от него не укрылось, что это была выдающаяся женщина. О ее очаровании и уме рассказывали сущие чудеса.
Царица повиновалась и в 41 г. прибыла на корабле в Таре (в Киликии). Она поднялась вверх по реке Кидп, причем не на обычном, употреблявшемся в ту пору для путешествий корабле, а на роскошной барке, где паруса были окрашены в пурпур — цвет царей, весла были обиты серебром, а в такт их ударам раздавались нежные звуки флейт. Сама царица возлежала в роскошном, сотканном из золотых нитей шатре, по сторонам от нее стояли одетые эротами мальчики, держа в руках разноцветные опахала, а рядом с ними — служанки, подобные нереидам и сиренам. Сам корабль распространял все благоухания Востока. Навстречу ему столпился народ: все спешили к реке, и Антоний — первый раз в своей жизни после битвы при Филиппах — остался на торговой площади Тарса в полном одиночестве. Клеопатра отклонила его приглашение к обеду, более того, она ответила встречным приглашением. Антоний без колебаний принял его и, не желая и не подозревая того, вскоре полностью очутился в плену чар египтянки, от которых ему уже не суждено было освободиться. Не удивительно, что все ее желания выполнялись им отныне безотказно. Когда она потребовала, чтобы ее избавили от родной сестры Арсинои, Антоний поспешил исполнить и эту просьбу. Хотя Арсиноя находилась далеко от Египта, Клеопатра видела в сестре опасную соперницу. Арсиною постиг печальный конец: ее силой вытащили из храмового убежища в Эфесе, где она искала спасения, и предали смерти. Это была расправа, противоречившая всякому праву.
Однако ни Клеопатра, ни Антоний нимало не беспокоились об этом — жизнь человека они ни во что по ставили. Кто становился им поперек пути, должен был погибнуть. Любовь и свирепость, чувственность и жестокость, симпатии и ненависть одновременно уживались в душе царицы, с юных лет познавшей силу женских чар. Она прибегала к ним всякий раз для достижения личной или политической выгоды. Пожалуй, она никогда не была наивной влюбленной — ни в своих отношениях с Цезарем, ни тем более с Антонием. И что самое важное: своим топким, изощренным умом она полностью покоряла своих возлюбленных; они никогда уже по могли освободиться от ее чар, и не случайно, что отношения Клеопатры как с Цезарем, так и с Антонием кончились гибелью обоих.
Зиму 41/40 г. до н. э. неразлучная пара провела в Александрии. Это было время, заполненное празднествами, беспутством и. рафинированными развлечениями, какие только способен был породить один из центров античного мира. Ведущую роль, по-видимому, играла царица, Антоний же целиком подпал под ее влияние. Клеопатра была неистощима в изобретении все новых удовольствий, и развлечения не прекращались ни днем, ни ночью. Она участвовала в игре в кости, в продолжительных пирушках, в охоте, она присутствовала при фехтовальных занятиях Антония (он не прерывал их и в Александрии, чтобы не изнежиться вконец), а когда темнело, они устремлялись переодетыми на улицы города, вытворяя всевозможные шутки над испуганными обывателями. На Клеопатре был наряд служанки, ее возлюбленный облачался в одежду простого раба. При этом подчас доходило до жестоких потасовок, поскольку горожане не всегда знали, с кем имеют дело, хотя и угадывали в странных фигурах Антония и Клеопатру.
Впрочем, как полагает Плутарх [Антоний, гл. 29], александрийцы не так уж и негодовали по поводу выходок влюбленной пары, напротив, эти проделки их забавляли. Они говорили, что римлянам Антоний показывает свой трагический лик, а им — комический. И далее Плутарх рассказывает о смешной сцене, происшедшей во время рыбной ловли. Антоний, которому в этот день мало везло, велел насадить на крючок рыбу, пойманную им ранее. Но ему снова не повезло. Клеопатра подсмотрела это и приказала одному из слуг нырнуть и прицепить к крючку своего друга засоленную понтийскую сельдь. Когда Антоний радостно вытащил удочку из воды, поднялся поистине гомерический хохот. Однако Клеопатра быстро оцепила ситуацию и крикнула расстроенному любителю рыбной ловли: «Император, отдай свою удочку рыбакам{92}
Фароса и Канона! Твое призвание — не рыбная ловля, а охота на города, царства и целые материки».