Правители эпохи эллинизма

Все эти настроения естественным образом шли навстречу инициативным устремлениям македонских царей. По мере того как становилась очевидной неспособность традиционных лидеров греческого мира — полисных государств Афин и Спарты — добиться согласия между эллинами, установить твердый порядок и отразить натиск варваров; по мере того, далее, как обнаруживалась бесперспективность в этом плане также и большинства новых тиранических режимов, — с претензиями на руководящую роль в Элладе все энергичнее и откровеннее стали выступать македонские цари. Решительному и настойчивому Филиппу и (359–336 гг. до н. э.) удалось в конце концов достичь этой цели. Последовательная, поэтапная борьба этого царя за господство на Фракийском побережье и в Фессалии, в Средней Греции и на Пелопоннесе завершилась созданием нового военно-политического единства — Коринфской лиги, членами которой стали все греческие города (за исключением одной лишь Спарты), а главой, гегемоном, — македонский царь (338/337 г. до н. э.)[4].

Филипп вел борьбу за гегемонию в Элладе под панэллинскими лозунгами, широко эксплуатируя охранительные, шовинистические и милитаристские настроения состоятельной и знатной верхушки греческого общества. Стремления этой последней, насколько мы можем судить по речам ее идеолога Исократа, сводились именно к преодолению политической раздробленности Эллады, к объединению эллинских полисов в некую федерацию во главе с авторитетным и инициативным вождем, способным навести в стране твердый порядок и повести греков на завоевание богатств Востока. Последняя часть программы казалась особенно привлекательной, причем не только представителям полисной элиты, но и широким слоям греческого общества. Отомстить варварам за прежние унижения, перенести войну в Азию и завоевать принадлежащие азиатам обширные пространства земли, колонизовать эти земли с помощью тех, кто теперь в силу своей бедности и незанятости представляет опасность социальному порядку в Элладе, сделать эллинов господами, а варваров — их подневольными крепостными или рабами типа спартанских илотов, короче говоря, решить свои трудности за счет богатых, по слабых стран Переднего Востока — эта перспектива завораживала массы греков и увлекала их в русло державной политики македонского царя, который, однако, шел своим путем и, заигрывая с панэлллинскими идеями, всегда и везде преследовал собственные цели. Намерением Филиппа II, равно как и позднее его сына и преемника Александра, было не послушное исполнение прожектов идеологов панэллинизма вроде Исократа, а построение собственной сильной державы, для которой греки с их панэллинскими устремлениями должны были послужить лишь необходимым основанием. В самом деле, созданный Филиппом новый порядок был далек от той идеальной схемы, которая рисовалась взору идеологов панэллинизма в Греции: объединение страны было форсировано силой оружия; созданию Коринфской лиги предшествовала открытая вооруженная борьба между македонским царем и коалицией свободных греческих полисов во главе с Афинами и Фивами, а навязанная грекам после их поражения при Херонее (2 августа 338 г.) система Коринфского договора предназначена была служить прежде всего державным интересам Македонии[5].

И все же до тех пор, пока Филипп И продолжал завлекать греков перспективами восточных завоевании, он мог, по-видимому, сохранять свое положение гегемона в греческом мире. Прежде-временная смерть (он был убит оскорбленным им македонским аристократом Павсанием летом 336 г.) помешала Филиппу приступить к осуществлению следующей важной задачи — завоеванию подчиненного персам Азиатского материка. Однако то, что не успел сделать Филипп, осуществил его гениальный сын Александр (336–323 гг. до н. э.), который в рамках продолжавшегося 10 лет Восточного похода (334–325 гг.) разгромил и уничтожил Персидскую империю Ахеменидов и на ее развалинах создал собственную мировую державу, простиравшуюся от вод Адриатики до Индийского Пятиречья. Александр мечтал продолжить и завершить завоевание культурного средиземноморского региона, однако в самом разгаре подготовки к новому походу на запад он заболел и умер в Вавилоне 10 июня 323 г.

Между тем уже во время Восточного похода обнаружилось, что македонский царь отнюдь не рассматривал себя исполнителем союзной панэллинской программы — его целью было продолжение державной македонской политики, создание собственной мировой империи, в которой объединению греков — Коринфской лиге — предназначалась роль в лучшем случае младшего партнера, а фактически — резервуара для пополнения армии квалифицированными воинами, а населения новых городов — политически развитыми и падежными гражданами.