Правители эпохи эллинизма

О царской власти было много написано в эллинистическое время, сохранились даже два-три фрагмента от этих сочинений (между прочим, у так называемого Суды), но остается неясным, можно ли было по этим трудам научиться управлять государством. Тем не менее эти сочинения создавали необходимые духовные предпосылки для деятельности монарха и, в частности, выдвинули идею царя-благодетеля.

Иначе обстоит дело с трактатами, вышедшими из школы Аристотеля. Так, имелось сочинение Феофраста об управлении полисами. Но если даже сочинения такого рода и были известны наследнику престола, то ведь в Египте все было иначе, и полисов здесь было только три: Александрия, Птолемаида в Верхнем Египте и древний Навкратис в дельте Пила, который, по-видимому, находился к тому времени в полном упадке. А откуда можно было получить указания по обращению с местным населением? Можно ли было следовать Аристотелю, будто бы советовавшему Александру обращаться с ними как тиран? Нет, конечно. Птолемеи должны были найти свой собственный путь, и греческая теория государства могла им здесь лишь очень немногим помочь.

Однако при своем дворе в Александрии Птолемей II располагал целой армией экспертов — специалистов по экономике, финансам, военному делу, флоту. Их имена нам неизвестны, по их можно было найти в эллинистическом мире без особого труда, ибо, пока условия жизни в Египте оставались на более высоком уровне, чем в греческой метрополии, и долину Нила вливался непрерывный поток эллинов, и среди этих людей были не только авантюристы, но и множество специалистов, на ходивших здесь отличное, соответствующее их способностям поле деятельности. К этому следует добавить еще ученых александрийского Музея, достигшего при Птолемее II большой славы. Как, собственно, выглядел этот Музей при Птолемее II? Это учреждение, единственное в своем роде во всем античном мире, давало приют большому числу ученых из всех грекоязычных стран. Организованный как культовое объединение с жрецом или настоятелем во главе, Музей являлся средоточием всей научной жизни Египта. Однако его значение выходило далеко за пределы этой страны, и ученые в Греции и в греческих городах Малой Азии считали приглашение прибыть в Александрию высокой честью для себя.

Разделенные на группы, которые можно было бы сравнить с отделениями современных академий, они имели возможность вести научные споры с людьми одних с ними взглядов и устремлений, равно как и собирать вокруг себя множество учеников. Естественно, что царь, — и ре доставлявший им средства к жизни, рассматривал их как своих подданных, и есть анекдоты, демонстрирующие, с какой грубоватой прямотой Птолемей II указывал им на это обстоятельство. Например, он имел обыкновение напоминать им, чтобы они занимались нужными, а не бесполезными делами, в чем обнаруживается постановка вопроса об обусловленном определенной целью исследовании.

Научные и личные заслуги исследователей Птолемей II умел вознаграждать по-царски. Так, согласно преданию, он уплатил своему учителю Сгратопу 80 талантов — щедрый дар, делающий царю честь. Но были и примеры обратного: Деметрий Фалерский был смещен с поста главы Музея и выслан из Александрии в провинцию; еще хуже сложилась судьба другого грека — поэта Сотада, распустившего язык по поводу свадьбы между царственными братом и сестрой (см. выше, с. 145). Впрочем, Сотад к Музею, вне всякого сомнения, не принадлежал. Один злобный рифмоплет по имени Тимон сравнивал ученых Музея с экзотическими птицами в клетке.

К числу крупных знаменитостей в Александрии относились прежде всего поэты Феокрит из Сиракуз и Каллимах из Кирены. В то время как Феокрит с пафосом прославлял в своем «Энкомии Птолемею» могущество Птолемеевской державы, Каллимах писал гимны для празднеств в честь богов. Папирусные находки донесли до нас Diegeseis, изложения содержания его стихов Aitia (причины), в которых обстоятельно, с большой ученостью трактовались самые разнообразные темы, среди них и италийские сюжеты. Свадьбу брата и сестры он прославил в особом эпосе, а когда царица покинула этот мир, он написал в ее честь поэму, ибо чувствовал себя обязанным царской чете и с признательностью это выразил. Свое знаменитейшее стихотворение «Локон Береники» он написал уже при Птолемее III, в честь его свадьбы с дочерью Магаса Киренского Береникой (см. выше, с. 158).