Правители эпохи эллинизма

В период между 306 и 301 гг. Антигон Гонат имел возможность заложить основы своего весьма широкого образования. Он жил то в Афинах, то в Эретрии на Эвбее. Последняя была тогда тихим провинциальным захолустьем с большим, однако, историческим прошлым. Наряду с Халкидой, где тогда обосновался македонский гарнизон, Эретрия относилась к центрам эллинистической культуры, в первую очередь благодаря личности Менедема — философа и воспитателя юношества, пользовавшегося большим почетом не только в своем городке: он входил также в коллегию пробулов, обязанностью которых было наблюдать за финансами и внешними сношениями города. Действуя в интересах родного города, Менедем в более позднее время предпринял несколько дипломатических миссий: его посылали и к Птолемею, и к Лисимаху, и к Деметрию — к последнему даже дважды, — и нет никаких сомнений, что он удачно и умело справлялся с возложенными на него поручениями. Менедем считал себя философом; его идеалом был, по-видимому, Сократ, и, так же как и тот, он не оставил потомству никаких сочинений.

В Эретрии вокруг Менедема образовался кружок поэтов и философов; самым знаменитым среди них стал позднее Арат из Сол, составитель «Феноменов». К этому дружескому кружку также принадлежал Ликофрон, сочинитель поэмы «Александра», в которой еще и сегодня для филологов много непонятного. Менедем, родившийся, вероятно, около 340 г. до н. э.^{42}, был старше царевича Антигона примерно лет на двадцать, ученики относились к нему с большим почтением. Антигон любил Менедема и называл его своим учителем, о чем можно прочесть в «Жизнеописании Менедема» Диогена Лаэртского [кп. 2, гл. 141]. У Менедема Антигон нашел то, что искал: простоту, ясность и прежде всего правду, за которую тот безоговорочно выступал и как политик, и как философ. В личности Менедема объединились достоинства человека, умеющего отлично сочетать vita activa (деятельная жизнь) политика с vita contemplativa (созерцательная жизнь) философа. В этой принципиальной жизненной установке Антигон был совершенно согласен со своим учителем. Будучи уже царем, он также пытался сделать философские принципы руководящим началом своего поведения. Справедливо было отмечено^{43}, что Антигон нашел в Менедеме характер, коренным образом отличавшийся от характера его родного отца. Молодому человеку был необходим образец для подражания. Деметрий не мог стать для него таковым, и тогда им стал Менедем.

Совсем другая атмосфера, нежели в Эретрии, царила в Афинах. В свое время этот город бросился в объятия Антигона Одноглазого и Деметрия (307 г. до н. э.), и македонский правитель Кассандр пытался отвоевать его. Дело дошло до четырехлетней войны (307–304 гг.), которая однако, ничего не изменила в политической обстановке в Афинах и Аттике.

В конце IV в. Афины все еще оставались средоточием эллинской духовной жизни. Здесь процветали философские школы — Академии и школа перипатетиков; наряду с ними в Афинах обосновались школа Эпикура, названная «Садом» (Kepos), и школа Зенона из Кития, названная «Портиком» (Stoa). Каждый юноша, желавший получить образование, должен был находиться под сильным впечатлением того духовного богатства, которое могли предложить Афины; оставался лишь вопрос: к какому источнику знаний припасть.

Антигон решился в пользу Зенона, чьи строгие представления о долге полностью соответствовали его наклонностям. Возможно, что еще больше ему импонировал образ жизни этого человека из кипрского Кития, который скромно и неприхотливо жил в городе, всегда остававшемся для него чужим. Но именно этим и объясняется большой успех, выпавший на долю Зенона в Афинах. Жизнь и учение находились у него в полной гармонии. Когда Антигон преподносил ему подарки, Зенон, хотя и благодарил за ценные дары, но не придавал им особого значения — скорее рассматривал их как вещи, для него безразличные. Не стоило, полагал Зенон, выражать радость или страдание по такому поводу. В своих отношениях с царевичем Зенон полностью сохранял присущие ему достоинство и независимость. Так, по преданию, он однажды порицал Антигона за пьянство. Если Зенона, уже в бытность Антигона царем, просили содействовать какому-нибудь прошению, он будто бы наотрез отказывался, хотя, или как раз потому, что знал, что его просьбу царь безусловно выполнит.

Родство этих двух душ можно, пожалуй, обнаружить еще в одной области. Стоик Зенон учил, что для мудреца нет отечества; он отвергал полис с его институтами, народным собранием, буле и судами, он считал, что отечеством мудреца является весь мир и все люди — его граждане. Эти представления Зенона были диаметрально противоположны учениям Платона и Аристотеля, для которых полис был верхом совершенства. В соответствии с этим мировоззрением Зенон упорно отказывался принимать участие в политической жизни своего времени. Ему казалось более важным сделать человека независимым от внешних влияний, невозмутимость души была для Зенона высшей целью.