Правительница Д'Хары (СИ)

— Как я рада, что вы вернулись! — рассмеялась темноволосая морд-сит, еще крепче обнимая Ричарда, этим едва не вызвав у него приступ удушья, то ли от силы ее объятий, то ли от смеха, так и рвавшегося из его груди. Он обхватил женщину руками, так же крепко прижимая ее к себе и понимая, что ему недоставало вездесущих морд-сит.

Только Бердина отпустила его, Рал увидел Кару, которая тщательно старалась изобразить на своем лице холодную вежливость. Она медленно склонила голову в качестве традиционного приветствия, но приподнятые уголки ее губ выдали, что она чувствовала в этот момент. Этот маленький жест был одновременно и укором в сторону «распущенности» Бердины, и в то же время трещиной на ее маске.

Лорд Рал догадывался, что морд-сит не забудут ему эту поездку — одну из немногих, в которой его не сопровождала хотя бы одна из них — и будут всячески выражать свое недовольство, но Кара была человеком, совершенно не умевшим врать (по крайней мере, ему). Когда Ричард обнял и светловолосую морд-сит тоже, она так сильно впилась пальцами в его спину, что этим невольно выдала, что простит ему все, что угодно, если при этом он не будет подвергать себя опасности. Хоть она и не собиралась говорить ему об этом, и вряд ли даже призналась бы на смертном одре, у Ричарда в этом не было нужды.

Он знал и Бердину, и Кару так давно, что, кажется, они не могли быть названы ни просто его телохранительницами, ни свитой, ни кем-либо еще. Они были друзьями.

Только он выпустил Кару из объятий, Бердина с каким-то особенно хитрым выражением лица подмигнула другой морд-сит, и та, никак не ответив на ее взгляд, развернулась и направилась к выходу. Даже не будь Рал Искателем, разгадать их план не составило бы труда.

Две женщины изящно проскользнули мимо Никки, одиноко стоявшей у полуприкрытого входа в Зал. Она понимающе улыбнулась ему, и этот жест был чрезвычайно похож на акт немой поддержки. Колдунья была одной из немногих, кто по-настоящему знал, какие чувства Рал испытывал последние два месяца.

Так ничего и не сказав, она развернулась и закрыла за собой дверь, оставляя мужчину и женщину в полном одиночестве.

Теперь, когда рядом не было других людей, Кэлен смотрела на него прямо, не пряча свой взгляд от других, любопытных и внимательных, под неподвижными и тяжелыми ресницами, и это разрывало мужчину на части. О Духи, он так скучал по ней — по ее лучистым глазам, по ее улыбке, той неповторимой улыбке, которую она дарила только ему, по ее чувственным губам, по ее длинным волосам, в которые было так приятно зарываться пальцами и потом с улыбкой наблюдать, как она отчитывает его за то, что он совершенно разрушил косу, которую ей так долго плели. Она была так красива сейчас, именно в этот долгий миг, когда он по-настоящему осознал, кто был главным человеком для него все это время, и к кому неизменно были обращены все его мысли.

Он преодолел разделявшее их расстояние в один широкий шаг, и Кэлен мгновенно обвила его плечи руками, а он обхватил ее своими, одной поглаживая по спине, в то время как другая оставалась на ее талии. Он уже отвык от того, насколько хрупкой и маленькой она казалась в его объятиях. Ее теплое дыхание в районе его шеи было чем-то родным, чем-то, что он никогда не сможет забыть, и ее близость не могла не вызывать дрожь настолько глубоко внутри него, словно она уже перешла из физической в духовную. Она сильно-сильно прижалась к нему, чтобы между ними не оставалось никакого пространства, словно таким образом они могли компенсировать то время, в течение которого были разделены сотнями миль.

Кажется, теперь он знал, каково это — быть сведенным с ума.

Она казалась ему очень холодной на ощупь, хотя это было отнюдь не так. Он чувствовал, что его голова, его тело — он сам был заполнен не просто теплом, а жаром, и ему отчаянно хотелось передать хотя бы частичку этого тепла Кэлен.

Это было так правильно — то, что ее голова сейчас лежала на его плече, что одна его рука ласково гладила ее по волосам, а другая лежала на ее пояснице. Она невесомо коснулась губами его шеи, и он почувствовал, как с ее губ слетело, порхнув по его коже, тихое и сокровенное «люблю», предназначавшееся лишь для него одного. Он просто обнял ее еще крепче. В этот момент одна лишь мысль о том, что она могла говорить это любому другому мужчине, была способна остановить его сердце. Она была его, его и только.

Они молчали долгое время, и Ричарду совершенно не хотелось прерывать эту тишину. Он закрыл глаза, наслаждаясь простым осознанием того, что ее прикосновения не были плодом его воображения. Он ясно почувствовал, что то, что было между ними сейчас, было чем-то даже более интимным и доверительным, чем физическая близость.