Ричарда вела ярость Меча Истины: в каждый удар, наносимый им врагу, вкладывалась не только его сила, но и нечто, что было непостижимо для ума даже самого искушенного волшебника. Он не чувствовал боли от уже полученной им раны, он не чувствовал того, как ныли его руки от беспрестанной работы — вместо этих чувств он получал полный контроль не только над своими движениями, но и над всем окружавшим его миром. Меч давал его телу и разуму силу настолько нечеловеческую, что едва ли в нее можно было поверить.
Но ценой этой вере был один лишь взгляд. Ричард стал частью танца — Танца со смертью, настолько естественного и родного для него, насколько непостижимого для других людей. Он не знал, сколько времени находился здесь, в пылу сражения. И пусть его разум был затуманен вихрем этого танца, он все еще твердо знал, зачем был здесь. Вернее, из-за кого.
Они продвигались все глубже, в самое нутро лагеря, и Рал понимал, что отыскать здесь Исповедника будет не так просто. Солдат Ордена было настолько много, что на каждого сраженного налетчика приходились трое других, которые немедленно вступали в бой. Среди этого хаоса, составленного никому не ведомым творцом из лязга встретившегося металла, предсмертных криков, проклятий и выкрикиваний, воя ветра и брызг крови, невозможно было задуматься о поиске одного человека. Нет, этот механизм смерти, выработанный с самого начала существования жизни, работал незаметно для его же шестеренок, даже не подозревавших, что их волей управляло что-то непостижимое и далекое. Оно же запрещало обратить внимание на ценность одного человека, на одну жизнь — в этом и была вся опасность кровопролитий и войн.
Ричард стал важнейшей частью этого механизма, нанося смертоносные удары один за одним и не испытывая при этом ни малейшего укора совести. Он жаждал лишь одного: чтобы его удар наконец обрушился на человека, повинного во всем происходившем даже более, чем он сам.
В толпе показалась фигура темноволосого молодого человека, словно возвышавшегося над окружавшей его суетой. Ричард невольно задержал на нем взгляд, следя за траекторией движения его меча, когда тот летел в сердце его противника. Движения этого человека были лишены суетливости и нервозности: до этого момента он умело предугадывал последующие выпады противника и всегда был на шаг впереди него. Его лицо не выражало никаких эмоций, отражая лишь его внутреннюю уверенность в своей победе и горделивость, а в глазах словно танцевали магические огоньки, схожие с теми, что когда-то в прошлом завладели и душой Ричарда тоже. И пусть этот незнакомец держал в руках не Меч Истины, в его руках даже самое просто оружие приобретало невиданное достоинство.
Рал остановился прямо посреди поля боя, все еще сжимая рукоять Меча Истины с такой силой, что костяшки его пальцев побелели, а надпись «Истина» плотно впечаталась в его ладонь. Он слишком долго и внимательно смотрел на этого воина, но только сейчас осознал, что он, этот юнец, выглядевший едва ли не как чистокровный д’харианец, сражался с его, Ричарда, людьми, и это превосходство, горевшее путеводным огнем его личности, было направлено против них.
Справа от Ричарда просвистела стрела с черным оперением, но Искатель успел вовремя уклониться влево, чувствуя, как при этом заболел его бок, на котором теперь, он в этом не сомневался, зияла глубокая рана. Подобное упущение и риск получить еще одно ранение быстро привели его в сознание, и все его чувства, а не только зрение, теперь обострились до предела. Он сосредоточился на одном лишь человеке, от которого его отделял десяток шагов, и в его груди застыла холодная решимость.
Когда расстояние между двумя противниками было уже вдвое меньше, их взгляды невольно пересеклись, и у обоих не осталось ни малейших сомнений в том, кто был перед ними, а тем более — кем они были друг для друга.
— Рад лично приветствовать вас здесь, лорд Рал! — осклабился Исповедник, притворно салютуя. Он поставил ногу на грудь только что пораженного им д’харианского солдата, надменно вытирая кровь с меча об его одежду. Ричард стиснул челюсти, но не позволил себе большего выражения эмоций. Он заметил, что бой вокруг них стих в радиусе нескольких десятков шагов, что, скорее всего, было инициативой имперцев. Даже Бердина и Рикка, неотступно следовавшие за Ричардом и прикрывавшие его спину в этом бою, были довольно далеко, и не смогли бы защитить его при необходимости, и в этом четко угадывалась стратегическая линия его противника. Он давно ожидал его.
Впрочем, в чужой защите не было никакой нужды — Ричард находился именно там, где ему следовало быть. Наглая ухмылка юноши дала мужчине понять, что он испытывал ту же жажду боя, что и он сам.
Они оба не видели более причин для промедления. В мгновение ока противники оказались на расстоянии вытянутой руки, обрушивая друг на друга шквал ударов, точно следовавших один за другим.