— Нет. Если исполнение долга Матери-Исповедницы будет опасно для тебя, я не позволю тебе даже думать об этом, — его слова задели ее, но Ричард понимал, что он уже не мог вести себя по-другому: он был зол. Он винил себя за то, что недосмотрел, что позволил ей оказаться рядом с этим чудовищем; винил самого Томаса, винил морд-сит, которые не предотвратили это. На миг он поймал себя на том, что винил в этом и ее: ее безрассудство, ее самоуверенность и ее независимость, которые, как бы он ни противился этому, он так сильно полюбил и которые, порой, так выводили его из себя.
— Ричард, ты не можешь…
— Если это делает тебя несчастной — могу, — практически рявкнул он, уже вне себя от досады и разочарования.
— Но с чего ты взял, что я несчастна? — воскликнула она в ответ, — со мной не произошло ничего необычного!
И тогда он вспомнил все вчерашние события, которые имели место ровно после его возвращения. Он помнил, что, помимо радости от встречи с ним, она чувствовала страх. Она боялась каждый раз, когда он незаметно касался ее, словно таким образом он тревожил какие-то раны на ее теле, которые ему было не дано увидеть. Каждая частица его тела билась в агонии от того, как сильно он хотел обладать ей, но она, его жена, которую обычно мог распалить один лишь поцелуй в шею, немела под его прикосновениями. И это она называла «ничего необычного»?
Осознание едва не заставило его взвыть от бессилия.
— Поэтому вчера, стоило мне произнести его имя, ты вдруг уходила в себя? Поэтому ты застывала каждый раз, когда я касался тебя? — Кэлен сделала шаг к нему, видя, что он был на пике своих эмоций. — Что произошло на самом деле?
— Ничего! — вновь заверила она его, невольно переходя на крик, чтобы он сумел услышать ее сквозь поток своих обвинений. Но он так и не поверил ей.
Они застыли, сверля друг друга испытующими взглядами. Холодный ум Ричарда окончательно уступил место горячим и неконтролируемым эмоциям, которые обжигали его виски изнутри. Ладонь Кэлен, которая легла на его щеку, показалась ему ледяной. Она опустила взгляд, медленно и судорожно вдыхая воздух в легкие.
— Нам нужно успокоиться… и забыть об этом, — предложила она, так и не подняв взгляд. Ей оставалось лишь надеяться, что ее волнение сможет уйти, не оставив за собой никаких последствий.
Ричард отвернулся. Его глаза застилала пелена слепой ярости. Что бы ни произошло между ними в той камере, оно все еще задевает Кэлен и не дает ей быть откровенной с ним. Но он понял, кто мог ответить ему. Только осознав это, мужчина повернулся на месте, намереваясь как можно скорее встретиться лицом к лицу с Исповедником.
— Ричард! — его жена резко остановила его, схватив за рукав туники. Ее тон стал на порядок выше, чем раньше. — Что ты делаешь?
Поняв, что ее усилия не давали никаких результатов, женщина резко рванула вперед и оказалась на его пути к двери. Ей не нужно было слышать его ответ на ее вопрос, чтобы понять, куда он собирался пойти. И она совершенно не желала этого. Ей было все равно, что по ту сторону двери стояли солдаты, что там же могли находиться и преданные им обоим морд-сит. Только она могла остановить его.
Путь к выходу оказался заблокирован, и Ричарда и Кэлен разделяли считанные сантиметры. Они молча смотрели друг на друга, словно перед ними стояли совершенно незнакомые им люди. Она никогда не видела на его лице такого гнева. Он никогда не видел ее в такой растерянности, приправленной твердой решительностью.
— Тебе стоит отойти, — будь на месте Кэлен кто-то другой, он мог бы счесть это за угрозу. Но не она.
— Нет, — процедила она сквозь зубы.
— Кэлен!
— Нет! — он застыл, глядя на железно стойкое выражение лица его жены. Его ладонь звонко соприкоснулась с дубовой дверью, в футе от головы Исповедницы. Она даже не дрогнула, продолжая все так же прожигать его своим взглядом. Несмотря на то, что это был скорее жест бессилия, нежели агрессии, Кэлен испытала боль. Но не физическую — моральную.
Он приблизился к ней вплотную, так, что между ними совсем не осталось свободного пространства. Кэлен подняла голову, упрямо глядя в лицо своему своенравному супругу, при этом скрывая, как по ее телу пробежала дрожь от свежих воспоминаний. Она больше не хотела чувствовать себя загнанной в угол и лишенной свободы, абсолютно бессильной.
Именно поэтому в следующее же мгновение она толкнула его плечом и, схватив за руки, поменяла их местами. Ричард неопределенно взглянул на ее потерянное лицо, когда она поняла, что выдала себя. Нельзя сказать, что это было в ее привычках: вырываться из его рук таким образом, даже если они ссорились. Когда он прижимал ее спиной к стене, ее первым инстинктивным действием было выгнуть ему навстречу. Но сейчас это чувство несвободы вызвало у нее настолько неприятный отклик, что она не могла контролировать свои действия.
Теперь он понял, что именно она удерживала в секрете. Они оба не могли выдавить из себя ни единого слова.