Правительница Д'Хары (СИ)

— Но я и так чувствовала это! Каждый день, когда ты без объяснения исчезал и хотел побыть в одиночестве, когда ты поехал к войскам, чтобы забыться на поле боя, и когда не вспомнил о собственном дне рождения! Ты закрылся в себе, Ричард, и я не могла с этим ничего поделать! Разве это справедливо?

— Я искал способ спасти его, понимаешь? Я не мог признаться тебе в этом, чувствуя себя абсолютно бессильным! — когда она поджала нижнюю губу, Ричард пожалел, что повысил тон. Он не хотел еще больше расстраивать ее. — Теперь у нас есть надежда, ведь мы знаем, что наш сын будет жить.

— А как же пророчество?

— Теперь оно не имеет смысла.

— Но раньше имело — особенно когда мы оба упорно молчали о нем друг перед другом! — теперь уже Ричард притих, не скрывая своего удивления. Взгляд Кэлен немного смягчился. — Да, я слышала о второй ветви пророчества от Цириллы, но не могла рассказать об этом ни тебе, ни кому-либо еще, потому что боялась, что это — правда.

Пальцы Ричарда разжались, и она смогла слабо всплеснуть руками.

— Я надеялась, что пророчество пойдет по первой ветви. Но теперь этой надежды нет, — ее голос дрожал.

Они оба были не в силах вымолвить и слова.

 

— Почему мы наступаем на одни и те же грабли каждый раз, утаивая что-то друг от друга? — он видел, как она попыталась быстро смахнуть слезу, покинувшую уголок ее глаза, будто ее вовсе и не было. Но бесполезно — он уже увидел. И теперь ему было откровенно… паршиво.

Они ссорились из-за того, что не хотели делать друг другу больно, но этим делали еще хуже. Даже столь мудрый мужчина, как Ричард, не мог понять сути этого парадокса.

— Иди сюда, — он тихо позвал ее, вытянув вперед обе руки.

Теперь она шагнула в его объятия без лишних раздумий, чувствуя страшную необходимость почувствовать его близость, прижаться к его груди и услышать биение его сердца. Земля медленно уходила из-под ее ног.

Он чувствовал, как она дрожала в его руках. Видел, что она плачет. Но все, что он мог дать ей — это время для принятия.

— Добрые духи, почему?..

Ричард молчал, стиснув челюсти изо всех сил, чтобы не обнажить свои собственные сомнения, не задать тот же вопрос и не получить тот же пустой ответ в виде гробовой тишины и ее всхлипов. Он должен быть сильным. Ради нее.

***

— Как я должен расценивать интерес капитана Первой Когорты к моей персоне? Как добрый знак или как угрозу?

Бенджамин направил своего коня направо, съезжая с широкой улицы в узкий переулок. Томас следовал рядом с ним, тоже верхом, без Рада-Хана, без кандалов и прочих приспособлений. Исповедник не знал, как реагировать на эту роскошь, но что-то подсказывало ему, что это была не ловушка.

Светловолосый капитан и вовсе не одарил его никаким ответом, но Томас, повидавший серьезно — правильнее сказать «убийственно» — настроенных д’харианских солдат, различил в нем даже что-то вроде миролюбивого настроя.

С момента прибытия в Эйдиндрил Томас чувствовал, что в нем что-то менялось. Каждая улица, которую он должен был видеть на своем пути впервые, отдавалась в его голове призрачными воспоминаниями. Изображения перемешивались, путали его мысли и создавали ощущение нереальности всего происходящего.

Он запутался настолько, что его виски начали пульсировать, распространяя мерзкую боль по всей голове, даже по шее. Это, как минимум, пугало, поскольку на его памяти таких ощущений еще попросту не было. Впрочем, на данный момент его память не отличалась целостностью.

Когда боль немного отступала, он начинал засыпать капитана вопросами. Д’харианец стойко переносил их и, в конце концов, даже решил ответить на один из них — а именно на вопрос, куда же они все-таки ехали.

— В один из отдаленных кварталов. Не скажу, что тебе там понравится, но добраться туда все же придется.

— И что же настолько примечательное может находиться на окраине Эйдиндрила? — Томас даже не скрывал подозрительные нотки своего вопроса.

— Слов не будет достаточно. Именно поэтому мы едем туда.

Они проезжали мимо множества улиц, каждая из которых была в той или иной мере знакома Томасу.

— Я, кажется, был здесь, — слова слетели с его языка совершенно неосознанно. Бенджамин вновь промолчал, но краем глаза Томас заметил, как напряглась его челюсть.

Он был здесь, это верно. Но проскальзывавшие в его голове воспоминания разительно отличались от того, что было перед его глазами. Он видел грязные фасады домов, с поблекшей краской, где-то покосившиеся от неумолимого течения времени. Но в его воспоминаниях эти самые дома были совершенно другими: свежевыкрашенные, лощеные, новехонькие. Эти две картины совершенно не вязались друг с другом, даже если предположить, что он жил здесь раньше и мог видеть эти улицы в менее потрепанном состоянии.