Правительница Д'Хары (СИ)

Лорд Рал предпочел наградить Сестру Тьмы красноречивым молчанием, сказавшим даже больше, чем могли бы выразить слова.

— Знакомое ощущение, Эддард? Ты ведь уже испытывал его, — теперь все внимание Мериссы переключилось на Исповедника. Томас замер, услышав свое настоящее имя, произнесенное ее бархатистым голосом, но быстро образумил себя: в этом не было ничего необычного. Гораздо больше его озадачило то, что она сказала правду.

Каждый раз, когда Исповедник пытался пошевелить чем-нибудь, кроме головы, он испытывал нечто, похожее на удар тысяч маленьких молний, впившихся под кожу. Он не впервые испытывал этот вид боли, только раньше она была гораздо сильнее. И страдало не только его тело, но еще и его разум.

— Вспомни, когда ты чувствовал нечто похожее, — можно было подумать, что она просит его об этом, но нет. Она сказала то, в чем не было необходимости, потому что она уже сделала достаточно. Он вспомнил.

— Помнишь? Веревки, Рада-Хан, залитый кровью пол, — ее голос звучал так, будто это было ее самым приятным воспоминанием.

Он вспомнил синяки от веревок, сдавливавших его запястья, и вспомнил то, как их заменили кандалы, когда он, наконец, разорвал их. Он вспомнил кусок холодного металла на своей шее. Он вспомнил пол палатки, утонувший в крови. Но в чьей крови?

 

— Я думала, что у нас не получится стереть твои воспоминания, не убив тебя. Задолго до этого Никки говорила то же самое, но Джегань не послушал ее, потому что ты был слишком важен. Ты так противился, так не хотел пускать нас в свой разум! Это было достойно восхищения… пока ты не сломался.

— Замолчи, Мерисса, — практически зарычал Искатель.

Когда женщина, теперь походившая скорее на ястреба, пикировавшего на жертву, сделала несколько шагов к Исповеднику, Ричард был готов схватить ее за руку. Но он забыл про опутавшие его сети, и в следующий миг он закрыл глаза, едва сдержав крик.

Он не смог остановить Мериссу, и теперь никто не смог бы. Томас не винил его.

Сестра Тьмы прикоснулась пальцем к виску Исповедника, посылая в его мозг очередной залп электрических разрядов. Когда он отреагировал на это хриплым и судорожным вздохом, она решила воспользоваться его уязвимостью. Он почувствовал, как в его голову начали просачиваться щупальца чужеродной магии, исследуя, пробираясь внутрь, пожирая его мысли.

— Вижу, над твоей памятью поработал кто-то еще, — она казалась удивленной, но не озадаченной. — Иначе ты бы уже сам вспомнил все.

— Отойди от него, Мерисса, — голос Искателя звучал как никогда властно и, казалось, звенел от трудно скрываемой ярости.

— Твой тон мог бы повергнуть в трепет сотни солдат, Магистр Рал, но прямо сейчас ты не имеешь никакой власти. Я почувствовала, что вы с Никки пытались спасти его — заставить забыть то, что он уже начал вспоминать. Но, знаешь что? Сейчас ты абсолютно бессилен, и ваш маленький трюк уже не поможет ему.

Ее магия, сковавшая его разум, внезапно взорвалась тысячами острых игл в его голове, и Томас закричал долгим, несмолкаемым криком, выпуская из своих легких весь воздух, секунда за секундой наполняя их одной лишь пустотой. Его сознание растворилось в потоке агонии, разорвавшей его на две части. Одна из этих частей, голодная и исхудавшая, пожирала другую, частица за частицей, эмоция за эмоцией, воспоминание за воспоминанием, пока черный мир за его веками не сменился чередой ярких, почти бредовых картинок.

 

Окровавленный пол. Разорванные веревки. Стертые запястья. Острая вспышка жара и света, пропоровшая плечо прямо до кости. Кровь. Вспышка. Кровь, вспышка, снова кровь. Блеск серебряных волос сменился чернотой прядей, слипшихся от крови, и разбитой губой, из которой выпало золотое кольцо. Потом — снова черные волосы, но теперь уложенные мягкими локонами, и зеленые глаза, наполненные страхом и ненавистью. Как тогда, в темнице.

Заснеженная улица, крик его отца, смертельный ужас в глазах девушки с серебряными волосами. Вспышка света сменяется темнотой палатки. Его тело разрывается на части от страшной боли, и его голова готова взорваться, словно в ней засел сам Владетель. Снова ненавистная Мерисса. Ее кровь на полу, его пальцы сомкнуты на ее шее. Потом что-то врезается в его затылок, и мир под его веками темнеет, чтобы снова взорваться.

 

— Они — зло.

Его спина опирается о что-то твердое, на ногах — что-то холодное и тяжелое, и все тело ноет, требуя смены положения. Час, два, три… он слышит один и тот же бред чужого сознания, поглощенного лихорадкой. Он хрипло смеется, задыхается, закашливается. Еще никогда ему не пытались доказать более глупую вещь. Его родители — зло? Тогда кто он сам?

Его руки скованы за его спиной, лицо разбито, запястья в фиолетовых синяках, а мысли пламенно пульсируют. Ее палец на его виске, и палатка сменяется полем, укрытым покрывалом трупов. Он — среди них, хотя живой. А там, далеко, окруженный сталью и красной кожей, стоит мужчина в золотом плаще, который сжимает рукоять окровавленного меча. В небо рвется крик сотен мужчин и женщин, обступивших своего героя:

— Во славу единой Д’Харианской Империи! Во славу Магистра Рала!