- Учеба это хорошее дело. Почему должны препятствовать? Вон мы все сидим, баклуши бьем, жрем и воздух портим от нечего делать. Я по ночам плохо спать стал, клопы заели. Книгу бы, какую прочесть, но негде ее взять. Кроме газет и радио проводки, здесь ничего нет. И никому дела нет.
- Я могу организовать библиотеку - передвижку, - сказал я.
- О, это было бы превосходно. Почему раньше никто об этом не догадался? Ну, ты молодец. Откуда тебя перевели к нам?
- Из штаба БВО, - не без гордости ответил я.
- Ого! ну, конечно, конечно, у вас там другие люди, другая обстановка. Я подойду к Слободану, доложу, откуда ты. От него многое зависит. Он чистокровный еврей, но пейсов и следа нет.
- Ну и что же?
- Как что? говорят, командир полка тоже еврей, понял?
- Теперь понял, - вздохнул я.
24
О желании организовать библиотеку-передвижку вскоре узнал замполит, старший лейтенант Бородавицын; это был повод для немедленного знакомства с новичком. Сразу же, после нового года, а новый год для рядовых солдат ничем не отличался от обычных дней, зашел в казарму и изумился: солдат сидел на табуретке, возле железной кровати и читал "Исторический материализм".
- Вам все понятно, о чем говорится в этой книге? сидите, сидите, не надо вставать. Эта книга делает для вас исключение: можно не вставать, когда она у вас в руках, и вы ее читаете. Мне сказали, что у вас нет собственной койки. Так вот, я все сделаю, чтобы она у вас была и как можно скорее.
- Спасибо. А что касается книги, мне понятно, товарищ старший лейтенант, - спокойно ответил я. - До победы Октября, все было ложно, псевдонаучно, все не так, все вкривь и вкось шло, а с победой великого Октября исторический процесс вмонтирован в правильное русло. Вот почему Советский союз впереди планеты всей.
- Да, да, вы правы, вы совершенно правы. Вы, наверное, в институте учились. С какого курса вас призвали в армию? - с жаром спрашивал Бородавицын.
- Я только семь классов окончил, а теперь в восьмом учусь, в вечерней школе на улице Долгопрудной. Мне хотя бы два раза в неделю разрешали посещать консультации с 18 до 22 часов по вторникам и четвергам. Как вы думаете, товарищ старший лейтенант, мой командир старший лейтенант Слободан, разрешит, посещать консультации или нет? Он мне сказал: посмотрим.
- Я берусь на него воздействовать, обещаю вам. Здесь нет ничего плохого. Часто солдаты просто так болтаются, иногда умудряются наклюкаться самогона до потери пульса, а потом безобразничают, а мне приходится краснеть за них. И не только краснеть. Выговор можно получить за упущение в воспитательной работе. А тут учеба...благородное дело. А, знаете, я переговорю с командиром батареи капитаном Самошкиным, он добрый человек: к солдатам относится, как к своим сыновьям. Он не может вам не разрешить. А за передвижку возьмитесь. И как это раньше я сам не догадался? Вам, видать, эта книга здорово помогает смотреть вперед. Это очень, очень хорошо, молодец. Так держать.
- Есть так держать! - вскочил я и вытянулся в струнку.
Бородавицын ушел чрезвычайно доволен, и прямиком направился к командиру батареи капитану Самошкину. У Самошкина сидел Слободан. Они быстро втроем решили положительно простой вопрос - разрешили солдату посещать вечернюю школу дважды в неделю и один раз в неделю ездить в Мойсюковщину обменивать книги для своих сослуживцев. Я был на седьмом небе от счастья. По средам, во время обмена книг, я умудрялся посещать центральную библиотеку города, носящую имя вождя октябрьского переворота. В библиотеке я был не новичок. Бывал здесь и раньше, библиотечные работники знали меня, и старательно подбирали для меня любые книги, которые не носили секретный характер.
Солдаты быстро привыкли к тому, что новичок пользуется льготами, что он трижды в неделю отлучается за пределы батареи и разгуливает по городу, пусть это и школа и передвижка, поскольку никого из них практически никуда не отпускали. Если кому выдавали увольнительную один раз в месяц, то это было жестом отеческой заботы о досуге рядового солдата.
Вдобавок, на одном из собраний, посвященных знаменательной дате ( то ли Ленин родился, то ли умер, то ли осчастливил Надежу Константиновну своим согласием жениться на ней, а то и чихнул в сторону империализма), Бородавицын в конце своей длинной и весьма сумбурной речи, сказал: