Правка (СИ)

  Капитан извлек из потертого портфеля толстую книгу под названием "Марксизм и вооруженные силы", раскрыл ее, сел к большому столу, раздвинул ноги, что мешали животу, и начал читать. Читал он очень нудно и совершенно непонятно, о чем же там, в марксистском талмуде, шла речь. Почти на всех это чтение подействовало как снотворное, а я кусал губы до крови, чтоб не рассмеяться. Капитан умудрялся одним глазом посматривать на сопевших подчиненных и делал замечание только в том случае, если на все помещение раздавался храп. Когда же взгляд его рыбьих глаз встречался с моим взглядом, насмешливым и презрительным, на его жирном лице появлялось так много кровяных шариков, что кожа по цвету напоминала очищенную свеклу. Порой он останавливался и долго сверлил меня своими маленькими глазками буравчиками, но я не отводил насмешливого взгляда, за что впоследствии жестоко расплачивался.

  Когда ему самому надоело бесполезное чтение, от которого он сам начал зевать, - он захлопнул книгу, и велел собираться.

  - Сержант Шаталко! постройте отделение в колонну по одному и строем следуйте за мной. В общественном транспорте не разговаривать, не смеяться, с девушками шуры-муры не заводить.

  - А дышать-то можно? - спросил Бамбушкарь.

  - Сержант Шаталко! пошлите этого солдата сегодня вечером дежурным по кухне.

  - Да что вы, товарищ капитан! там такие котлы глубокие, что, когда я полезу их чистить, меня надо будет за ноги вытаскивать, - пожаловался Бомбушкарь.

  - Ничего, на месте разберутся, что с тобой делать. Знайте, товарищи: задавать глупые, с подковыркой вопросы, категорически запрещается. Вы меня поняли? поняли или нет, я вас спрашиваю?

  - Так точно, поняли, ваше благородие.

  - Молчать! какое я вам благородие? я советский офицер, а с благородиями у нас давно покончено. На следующих политзанятиях мы будем проходить эту тему подробно.

  Солдаты выстроились во дворе перед казармой и после всех команд, последовали за своим командиром, который произвел на них тягостное впечатление.

  В городе в то время военных было не на много меньше, чем гражданских, и шагистика строем, считалось нормальным явлением, поскольку весь город походил на военный городок, в котором военная муштра считалась нормой.

  На трамвайной остановке солдаты остановились, и когда открылась входная дверь, дружно вошли в вагон трамвая.

  Капитан плюхнулся на переднее сиденье, предназначенное для стариков и инвалидов, и никому не уступал места. Когда к нему подошла кондуктор и попросила уступить место старухе с клюкой, он кисло улыбнулся, встал, подал старухе руку, и бережно усадил ее на место.

  Я снова устремил на него свой насмешливый взгляд и капитан понял, что его подчиненный над ним в душе смеется и за что-то осуждает его.

   На последней остановке капитан приказал всем освободить вагон и построиться рядом с трамвайной остановкой.

  - Дальше мы пойдем строем, - сказал он.

  - Запевать надо? - спросил Шаталов.

  - Немного дальше отойдем и начнем петь, - сказал капитан.

  - Смирно! - громко воскликнул Шаталов.- Правую ногу вперед, арш!

  - Отставить!

  - Отставить! - повторил Шаталов.

  - Товарищ Шаталов, с какой ноги начинается движение? - спросил капитан, краснея.

  - Кажись с левой, - растерялся Шаталов, - а, может, и с правой.

  - Только с левой. Строевой устав повторите еще раз и сдайте мне экзамен.

  - Есть повторить еще раз!

  - Подавайте команду! - разрешил капитан.

  - Смирно! нале-ву!

  - Куда налево? прямо, только прямо, за своим командиром, - пробурчал капитан.

   4

  Я служил в Советской армии. Это значило, что советская армия была не русской, не украинской, не казахской и ни одна народность не пользовалась преимуществом, хотя все мои сослуживцы были русские ребята - хорошие, добродушные, готовы поделиться последним куском хлеба. Что касается евреев и украинцев, то представители этих народов все время пытались верховодить, но ничего не получалось. Это объяснялось численным превосходством: на сто человек русских попадался один еврей и два украинца. Они как бы сдавались на милость старшего брата.

  Пан Узилевский использовал превосходство над подчиненными солдатами рядового состава, а он носил погоны капитана. Никто не знал, какие методы воспитания он применяет в своем маленьком взводе. Некому было его заложить. Никакие жалобы от рядовых в отношении своих начальников, а тем более офицеров не принимались. Кроме того, у капитана была мощная защита в штабе дивизии.