Правнучка стрелы

Конечно, Зуру с обезьяной Тан было в жизни не так одиноко, да и на охоте она служила ему верой и правдой. Она всячески оберегала своего покровителя от малейшей опасности того, кто не так уж и давно первый раз в жизни «сделал ей хорошо». Не секрет, но Зур ценил такое бережное отношение к себе с её стороны. Но он старался быть суровым и не подавать вида, что Тан ему не безразлична. С каждым днём Зур всё больше и больше привязывался к хвостатой женщине. Впрочем, это не мешало ему иногда воспитывать Тан дубовой палкой. Что поделаешь? Ведь зачастую она не понимала человеческих слов, а язык силы был ей знаком. Она боялась Зура, а вместе с тем уважала и любила, по-звериному, пусть неуклюже, но безотчётно и преданно своего хозяина и…сожителя. Тан никогда не приходило в голову, что она легко может убить очень сильного Зура – ударом своей корявой коричневой ладони проломить ему череп, словно перезревшую дыню.

Но в последнее время они немного надоели друг другу. Иначе и быть не могло – обезьяна и человек. Там, где нет духовного единства, не может быть вечного, даже в… любви. Такие пары разбивает сама жизнь – остаётся лишь уважение друг к другу или… ненависть.

Тан часто уходила от Зура, и разлука их длилась порой от пяти до десяти суток. Причиной этому были не только её уходы… далеко, в лес, но и его «полёты». Молодой изгой чувствовал, что у Тан появился настоящий обезьяна-муж. И тут были не просто догадки, ведь Зур слышал иногда недалеко от своей пещеры мощный голос другого, такого же, как Тан, примата-самца, его громкое и раскатистое: «Ры-ры-гарр!», и рядом – пронзительное и знакомое «Тан! Та-ан!». Когда она возвращалась к нему после долгих отлучек, Зур понимающе говорил:

– Тан может навсегда идти к своему мужчине-зверю. Зур не станет обижаться на Тан. Зур всё понимает и всегда будет для Тан другом.

Обезьяна внимательно выслушивала слова человека и, встав на четвереньки, начинала восторженно подпрыгивать вверх, на шкурах, расстеленных в пещере. Тан всё реже и реже предлагала ему свои эротические услуги Зуру Впрочем, молодой изгнанник уже и не чувствовал особо сильной половой привязанности к своей хвостатой подруге. Но между ними, всё же, оставались незримые связи, если не духовные, то не менее великие и данные самой природой – узы дружбы между животным и человеком, в общем-то, далеко ушедшего от своего звериного начала… по своему умственному развитию. А кто умней – зверь или гомо сапиенс – ведает только Всевышний. Господь одновременно находится в бесконечном количестве имён и образов и знает всё и всегда.

Почти не сомневался Зур в том, что Тан совсем скоро и окончательно уйдёт от него. Он почти не жалел об этом, потому что желал ей только хорошего – тёплых и сытых дней.

Киоскёрша Жанна Тардовская, с трудом и не сразу пришла в себя от произошедшего с ней в офисе Зуранова, в городском парке. Она, в страхе, спряталась в зелёной листве декоративного кустарника, растущего возле забора и смутно напоминающего акацию. Здесь она находилась, если ни в полной безопасности, то вдали от посторонних глаз. Но сидеть здесь, на сырой траве, кишащей муравьями и жуками, совершенно обнажённой, она долго не могла. Утро неминуемо наступит – и ей, всё равно, придётся выходить из своего временного укрытия.

Вернуться назад, в офис Зуранова? Ни за какие деньги и никогда она не пойдёт туда, где перед ней, прямо из воздуха возник «потусторонний» мужик в наряде, смутно напоминающим отставного майора, но, почему-то, в плащ-палатке ярко-оранжевого цвета. Она не сомневалась, что демонстрация неправдоподобного явления – жуткие фокусы Зуранова, который решил с помощью своего ряженого приятеля проверить, на сколько верна ему его Жанна. «Убедился? – Гневно подумала она. – Ну и соси… морковку! Кому ты нужен, пусть половой гигант, но с безумным взором?». В данном случае, она рассуждала, как та самая лисица из басни Андрея Ивановича Крылова, где главная героиня повествования хаяла виноград. «Хоть видит око, да зуб неймёт». Если честно, то Зуранов Жанне больше чем нравился, она не хотела бы его потерять…

Осторожно она выбралась из парковых зарослей на парковую дорожку, и вдруг – о, чудо! – она увидела лежащего на скамейке в стельку пьяного бомжа. Он… отдыхал не совсем на земле, а на каком-то куске старой фанеры, широко раскинув руки.