Но кое-чем он мог бы заняться.
Осторожно пробравшись в северную башню, он поднялся по винтовой лестнице и толкнул дверь. Та не была закрыта — печать консервации, наложенная придворным магом, препятствовала выносу вещей, но не проникновению вовнутрь.
Покои на самой вершине башни выглядели давно нежилыми. Пыль благодаря магии не оседала, но вещи ветшали. Кто-то приказал, давным-давно, оставить все как есть, не вынося ничего и не трогая; и Ешка с трепетом рассматривал выцветшие золотистые обои, светлую мебель гостиной, чуть потрепанные корешки книг. Воздух в комнате был спертый — проветривали, видимо, нечасто — но открыть окно он не решился. Медленно, будто нехотя прошелся по комнатам: большой спальне, с ярко-зеленым балдахином; детской, в которой валялось несколько игрушек и книжек, будто брошенных впопыхах; ванным комнатам, гардеробной и, наконец, добрался до своей цели — кабинета. Он аккуратно и ловко перебрал стоящие на полках книги — на них надежд особых не было, но вдруг кто-то заложил туда что-нибудь интересное. Затем отпер торчавшими ключами секретер и его ящики: бумаги внутри были в полном беспорядке, будто их уже не раз тщательно изучали. Впрочем, вполне возможно, так и было. В бумагах ничего не нашлось, как и в ящике стола. Глупо было надеяться, что пересмотренный много раз кабинет таит какие-то секреты. Ешка уже было собрался выходить, как взгляд его упал на небольшую коробочку — музыкальную шкатулку со сломанным замочком. Он аккуратно поднял её, потряс — замок никто не удосужился исправить и то, что находилось внутри, достать можно было только сломав шкатулку — и сунул себе в карман. Пропажу такой безделицы слуги не заметят.
На этот раз проснуться сложно было мне.
Неудивительно, поскольку чуть ли не до утра я готовила картину для Аламеи.
Проблема была не в самом рисунке — с этим я справилась довольно споро и даже эффектно. Но вот наложить на холст заклинание, так чтобы никто ничего не заметил до поры до времени, а воспринимал холст как абсолютно чистый, оказалось делом хлопотным. Не потому, что мне не хватало магических сил — все с ними было в порядке, хотя ни Аламея, ни ее домашние и не подозревали, что какая-то служанка является магом. Просто готовых заклинаний на это действо я не знала, или его и вовсе не существовало — ни в каких Академиях я не училась, тренировалась по мере возможности и возможности эти были, порой, настолько специфическими и витиеватыми, что ни о каких полезных для обыденной жизни вещах речи не шло. Впрочем, для обыденной жизни у меня были руки, ноги и голова.
Так что с картиной пришлось повозиться, пока я не догадалась, наконец, накрыть её сверху заклятием временного растворения с вплетенным туда руной проявленной воды. Теперь дело было за Аламеей — она должна была стоять и смешивать на палитре различные краски, а по холсту возить обычной кисточкой с водой. Поскольку предполагалось, что участницам мешать и заглядывать за спину не будут, я подсказала Аламее встать поодаль, спиной к стене, чтобы уже надежнее; и единственный щекотливый момент был в том, что нужно было поверх готового холста положить свой.
По этому поводу Аламею трясло. Она даже не обратила внимание на мой рассказ, каких трудов мне стоило найти такой волшебный холст в магической лавке, только мелко затрясла головой и отдала мне обозначенную сумму.
— Гелочка! Я не смогу! Все догадаются!
— Так рисуйте сами.
— Нет, и так нельзя… Ты же помнишь моих лошадок, что висят в гостиной?
Лошадок?! Так там нарисованы лошадки?!!
— Это самая хорошая моя работа! Я же понимаю, с невестами из столицы, что наверняка ходили в художественную Академию с детства, мне не сравниться! А король так любит картины! И он будет судить этот конкурс…
— Тогда выбора у вас нет. Там будет людно и шумно — не волнуйтесь, вы легко справитесь. А потом просто изображайте задумчивость и касайтесь картины время от времени кисточкой.
Большая зала для приемов была заполнена потенциальными принцессами и мольбертами. Служанки здесь тоже были — нам надлежало помочь девушкам расположиться и ожидать затем тихонько в углу зала. Магический холст мы сунули Аламее под фартук, призванный защитить ее платье от пятен краски. Не будь она такой пышкой, незаметно пронести бы не получилось. А так мы спокойно дошли до углового мольберта, где я и оставила нервничающую девушку.