— Не знаю, Валера. Пупсик прав, если бы дело было только во мне одной, то убрали бы меня, и все. Но дело в детях тоже, а значит, это либо очень личная месть — но тогда я не знаю, кто и за что, потому что все годы после смерти Клима я избегала любого человека, имеющего отношение к нашим прежним связям, а новых врагов не нажила. Да я и насчет старых сомневаюсь… Столько лет прошло, хотели бы отомстить — уже убили бы давно. Нет, Пупсик прав, это действительно чей-то внятный финансовый интерес. Но чей? У меня нет ничего, что стоило бы даже половины суммы, предложенной за нас киллеру.
— Может, ты об этом просто не знаешь?
— Валера, ну что значит — не знаю. Вот эту квартиру купил Клим, когда мы поженились. Купил на мое имя, кстати — он был старше на одиннадцать лет, и его деятельность была сопряжена с риском, он отдавал себе отчет в том, что может стрястись беда и мы с детьми будем обеспечены, по крайней мере, жильем. Но квартира не стоит таких денег.
— А что стоит?
— Да ничего у меня нет! Ну, драгоценности там… Дарил мне Клим много, и я их все сохранила, но они не тянут на заоблачную сумму. А больше ни у меня, ни у мальчишек ничего нет.
— Значит, о чем-то ты не знаешь, Оля.
— Ага. Я спать хочу, Валера. Помоешь посуду сам, ОК?
Я иду в ванную, достаю компресс, который выдала мне Матрона Ивановна, и укладываюсь на него спиной. Раны весь день болели, я терпела, но ощущение было, что вся спина воспалилась. Теперь пришло чувство, словно жар схлынул, облегчение оказалось таким мгновенным, что я даже застонала от наслаждения. Не знаю, что там за травы, но, видит Бог, мне реально стало легче.
В спальне горит ночник, постель уже разобрана, и я ныряю под простыни, ноги гудят от ходьбы, а чувство, что решение где-то на поверхности, не дает мне уснуть. Но надо просто отложить вопрос, потому что так я ни к чему не приду. На грани сна и яви моя голова отдохнет, отрешится от ненужного и второстепенного, и я смогу понять.
Только, похоже, отрешиться от второстепенного у меня не получится.
— Оль, подвинься маленько.
Я не привыкла спать в этой кровати не одна.
19
Я не люблю утренние звонки, но раньше я всегда ждала звонков Марконова, а сейчас — жду звонков своих детей.
Но это не Марконов и не Денька.
— Привет, Оля. Узнала?
— Привет. Конечно, узнала. Миша, ты очень рано встаешь.
— А ты по-прежнему воинствующая сова, — он смеется, и его смех звучит очень знакомо. — Не так уж мы изменились, Оля.
— Изменились, конечно.
— Но не изменили своим привычкам, а это означает, что, по сути, мы все те же люди, — Михаил вздыхает. — Оль, ты помнишь наш разговор? Мне очень нужно с тобой увидеться, я хочу попросить тебя поработать на меня.
— Когда?
— Ну, вот если прямо сейчас я пришлю за тобой машину?
— Миша, я еще в постели. Давай минут через сорок.
— Через час, я не изверг, — он снова смеется. — У тебя очень сексуальный голос спросонок, знаешь?
— Нет, спасибо, что сказал.
— Через час.
Он смеется и отсоединяется, а я сижу в кровати дура дурой и думаю, что это ненормально — флиртовать с Мишей Семеновых, даже если опустить тот момент, что в моей постели сейчас находится другой мужик. Блин… Что-то ненормальное происходит в моей жизни!
— Это Семеновых?
— Да. Через час… нет, уже меньше, пришлет за мной машину. Хочет, чтобы я на него поработала.
— Оль, если не хочешь, не делай этого. Деньги — не проблема, я зарабатываю достаточно, чтобы обеспечить семью.
Я призываю на помощь всю свою выдержку, чтобы не выдать, насколько я удивлена. Ладно, некогда мне сейчас с ним спорить.
— Я хочу знать, зачем я так сильно ему понадобилась…
— Думаешь, это как-то связано с происходящим?
— Да сто пудов связано! Ну, сам подумай: как только началась вся эта чехарда, вдруг ни с того ни с сего нарисовался сам Миша Семеновых! Ему что, больше делать нечего, кроме как приехать в наш Александровск повидаться со мной и поговорить о старых временах? Этот парень конкретный и очень продуманный, именно потому Клим когда-то выдернул его к себе и приспособил к делу. И Миша никогда ничего не делает просто так, а тем более сейчас, когда у него полно шестерок, по мановению монаршей руки готовых на все. А тут гляди — сам явился, не погнушался, так сказать. Ты хоть понимаешь, археолог несчастный, какого уровня этот господин? Это для меня он Миша, но вообще это выглядит примерно так, чтоб ты понимал: сам Юлий Цезарь сошел со своего трона, сел в дилижанс и приехал в страну диких германских племен, чтобы перетереть за жизнь с вдовой вождя племени, которого больше нет.
— Во времена Юлия Цезаря не было дилижансов.
— Неважно. Ты аналогию сечешь?
— Оль, лексикон у тебя…
— А я бывшая жена бандита. Не знал? И чудовище. Сам говорил.
— Говорил, — он вдруг фыркает и хохочет, уткнувшись в подушку. — Ладно, там чили осталось, пойду, разогрею тебе на завтрак.
— Чили?
— Ну, ты вчера его ела.
— А, так это «чили» называется?
— Да, мексиканское блюдо, мне очень нравится.
— Ладно, я в ванную, а ты разогрей эту штуку, я поем.