Право голодных (СИ)

Он заметил, с каким нескрываемым презрением смотрела на них хозяйка кафе. Она, глубоко несчастная женщина, наверняка много крови выпила у Дженни. Без причин. Просто потому что могла, просто потому что любила упиваться собственной местечковой властью.

И он вдруг, неожиданно для самого себя, поступил, как глупый мальчишка.

Сдёрнул с головы Дженни кепку, притянул её, ошарашенную, успевшую лишь коротко ойкнуть, к себе. И поцеловал глубоко и собственнически, забираясь языком ей в рот, вцепившись одной рукой в её волосы, а другой – в талию.

Она ответила ему, будто бы ждала этот поцелуй, будто бы не было в нём ничего необычного. Не обращая внимания на улюлюканья гостей, шипение начальницы и неодобрительный цокот какого-то старика, Дженни отвечала ему со всей страстью.

Приподнялась на носочки, обхватила его шею руками, и тихо-тихо, чтобы никто кроме

Тэхёна не слышал, застонала ему в губы.

Она оторвалась от него первая, а он, не желая отпускать её, оставил на её губах ещё три коротких поцелуя, провёл пальцами по волосам, сам надел на неё кепку.

– Я буду ждать тебя, – сказала она, покрасневшая и встревоженная.

– Хорошо, – он вышел из кафе не оглядываясь, только стучала в голове эта её спокойная, сказанная безо всякого усилия фраза.

Она будет его ждать.

Тэхён направился в единственное место, где его могли принять в такой ранний для большинства его друзей час.

Чонгук встретил его недружелюбно. Стоя в одних пижамных штанах, светя на всю лестничную клетку торсом, он хмуро смотрел на Тэхёна, выбравшего пешую прогулку до восемнадцатого этажа, а не лифт.

– Я чуть не сдох прямо тут, пока тебя дождался, – он не выспался, и от этого грубил куда больше обычного, – чего так долго?

– Хотел позаниматься спортом, – Тэхён дышал из последних сил, но его нелюбовь к лифтам была слишком велика, – чтобы иметь такой же железный пресс, – шлёпнув Чонгука по чугунному, будто бы, животу, он с хозяйским видом прошествовал внутрь квартиры.

Чонгук фыркнул, захлопнул дверь, перегнав Тэхёна, быстро зашёл на кухню и открыл холодильник.

– Что будешь?

– Ничего, меня уже накормили, – Тэхён улыбнулся, вспоминая, как Дженни подсовывала ему всё новые закуски, и про каждую говорила: «Не переживай, это съедобно».

– Так чего ты со своим кормильцем не остался и припёрся ко мне в такую рань?

– Уже обед, бестолочь, – Тэхён демонстративно показал ему экран телефона, – ты лучше скажи, какого чёрта ты опять переехал? Я заколебался к тебе подниматься.

– Меньше надо выпендриваться. Лифт работает, – Чонгук открыл бутылку холодного кофе, сделал несколько больших глотков. – Родители вернулись из свадебного путешествия, мама снова начала делать мозги про то, что я не так живу.

– Какое это по счёту путешествие?

– То ли восьмое, то ли девятое. Я уже со счёта сбился.

Родители Чонгука были людьми со странностями. Он – известный режиссёр-документалист, она – чуть менее известная театральная актриса. Встретившись в свои семнадцать, они так больше никогда и не расставались. В двадцать лет они родили старшего брата Чонгука, а через пару лет и его самого. Чонхён – старший брат, от родителей съехал, как только начал зарабатывать хоть какие-то деньги, и приезжал только на большие праздники, чётко выстроив границы, за которые семье нельзя было заходить. Он был успешным адвокатом, в одобрении своей творческой семьи не нуждался, и с Чонгуком пересекался редко, хотя никаких ссор у них никогда не было. Братья уважали друг друга, готовы были помочь в беде, однако лишних нежностей и ненужных встреч не любили. Чонгук же слишком жалел маму, которая часто впадала в около депрессивные состояния, да к тому же сетовала на то, что так и не смогла построить великую карьеру. Он мотался из собственной квартиры в родительский дом – именно их особняк, вечное место всех самых отвязных вечеринок, долгое время было единственным пристанищем Тэхёна.

Семья Чон его любила и жалела, но не унизительно жалостью к слабакам, а очень человечной и трогательной. Ему прощали все приступы гнева, всё его неадекватное подростковое поведение. Хотя был в их отношениях и другой период. После того, как они отправили его в наркологическую клинику, он практически их возненавидел.

А потом, выйдя из ненавистной своей тюрьмы, как-то резко осознал, что не умер в свои шестнадцать только благодаря им. Клиника была хорошая, родители Чонгука отвалили за три месяца его пребывания там огромные деньги, но Тэхён ненавидел каждую секунду, проведённую в этом месте, с улыбающимися медсёстрами и огромными медбратами в нелепых голубых костюмах с короткими рукавами. Ему всё время казалось, что он находится в фильме «Пролетая над гнездом кукушки», но Тэхён не чувствовал в себе никакой силы сражаться с системой, и поэтому покорно пил таблетки, ходил на процедуры и рисовал нелепые картинки для своего психиатра.