Дорога до работы обычно была мучительной. Дженни часто думала о том, что работодателям следовало бы включать время на проезд в её зарплату. Она ненавидела автобусы, ненавидела нестройный и тупой шум, пробивающийся сквозь дешёвые наушники. Когда один ломался – становилось ещё хреновое, и Дженни не выдерживала, тратила деньги на еду на эту защиту от внешнего мира. Ей вдруг захотелось поделиться с Тэхёном своим негодованием. Сказать: «Я просто в недоумении, почему люди не могут работать там, где живут? Почему мне не платят за полтора часа до работы и обратно? Почему мир – такая ебучая несправедливость?».
– Ты где-то работаешь? – Спросила она вместо этого.
Тэхён не понял бы ничего из того, что она ему расскажет. У него две тачки – а может и больше, куча бабок и нет необходимости в работе. Он не понял бы и подумал, что она хочет испортить атмосферу. А она просто нуждалась в разговоре с ним.
– Прости, не отвечай, если не хочешь, – скомкано промямлила вдогонку.
– Да нет, в этом никакого секрета, – он не взглянул не неё, продолжил внимательно смотреть на дорогу, – отец устроит меня, когда закончу универ.
– Здорово, – завистливые нотки пробрались в её голос. Не желчь, нет, просто сожаление от того, что ей никто хорошую работу не выберет.
– Ты меня презираешь? – Он всё также на неё не смотрел, только склонил чуть вбок голову, будто показывая, что слушает внимательно, что для него её ответ важен.
– Нет, с чего бы мне? – Она искренне удивилась. – У тебя есть возможность избежать некоторых жизненных трудностей, какой дурак не воспользовался бы такой?
– Некоторые думают, что я назло должен всего добиться сам, – он ухмыльнулся, и Дженни догадалась, что сам он так не считает.
– Это от зависти. Если это кто-то твоего уровня, значит ему внутренние зажимы не позволяют пользоваться благами, доставшимися по наследству. Если моего, значит просто завидует, что у него такого нет.
– И ты завидуешь?
– И я, – она кивнула в подтверждение собственных слов.
Он взглянул на неё – коротко, тут же вновь обратил внимание на дорогу, но ей хватило, чтобы разглядеть его удивление.
– Не думай, что я какая-то особенная, – пробормотала она, но тут же кашлянула, заговорила твёрже, – есть разные типы зависти. Чёрная, это если бы я хотела, чтобы всё, что было у тебя, перешло ко мне. И белая, это где я хочу, чтобы у меня было тоже, что и у тебя.
Он хохотнул, и Дженни замолчала.
– Сомневаюсь, что ты хотела бы прямо всё, что есть у меня, – всё также невесело улыбаясь тихо сказал Тэхён.
– Но ты бы не хотел ничего из того, что есть у меня, – она ответила не задумываясь, будто парируя его удар.
Только после того, как слова вылетели из её рта, она поняла, что это правда. У неё нет ничего, что он мог бы желать. Совсем ничего. Она настолько бедна, что это почти смешно.
– Я не очень хорошо тебя знаю, но уверен, что-то бы да нашлось.
– Разве что моё поразительное очарование, – она надула губы и захлопала глазами.
Старый как мир приём. Если не хочешь, чтобы человек понял, какое воздействие его слова на тебя оказали, обрати всё в шутку. Смейся над собой и над миром. Смейся до слёз в глазах и рези в животе. Смейся, только не позволяй сделать ещё больнее.
– Очарование у тебя и правда поразительное, – он поддержал её шутку, и облегчение накрыло Дженни с головой.
Они доехали до её работы быстро, оставалось ещё полчаса до открытия. Она сидела в машине, комкала подол юбки, и не знала, как попрощаться и намекнуть на телефон. Тэхён же, будто бы и не испытывая никакой неловкости, проверял что-то в своём.
– У нас же ещё есть время? – Продолжая водить пальцем по экрану, уточнил он.
Дженни растерянно кивнула.
– Тогда сходим позавтракать, если ты не против, – он не спрашивал у неё, первый вылез из машины, открыл дверь с её стороны.
Девушку удивляла эта привычка. Иногда Тэхён вёл себя как человек, не заслуживающий никакого доверия, а потом делал что-то настолько джентельменское так обыденно. Он был полон противоречий, и ей нравилось узнавать новые его стороны.
«Опасно», – промелькнула в голове быстрая мысль.
Ничего страшного. Её сердце уже давно превратилось в пустыню, а мечты слабы и эфемерны, они не имеют над ней никакой власти.
Никакой.
– Я не против, – произнесла она, и вложила свою руку в его. – Что мы будем есть?
– К сожалению, выбор не большой. Я посмотрел, в такое время поблизости открыта только одна кофейня. Но там есть завтраки.
– Отлично.
Вообще-то она наелась своей безвкусной овсянки и редко пила кофе – от чашки, выпитой утром, её колбасило до ночи, а крепкий сон Дженни ценила куда больше сиюминутных удовольствий. Но ей хотелось пойти с ним на завтрак. Хотелось говорить с ним также непринуждённо, как в машине. Хотелось притвориться, что у них что-то серьёзное. Что у них отношения.
Кафе оказалось небольшим и пустым. Девушка за кассой зевала, пока пробивала чай и салат для неё, айс-американо и сендвич с индейкой для него. Тихо играл Брамс, Дженни улыбнулась, узнав третью симфонию. Косо падали на столики лучи несмелого сентябрьского солнца, уже потерявшего свою силу, но всё ещё радующего душу.