Сегодня надо было ехать на подработку в кафе, где платили по двойному тарифу на выходных. С девяти утра до девяти вечера каждую субботу и воскресенье Дженни тягала подносы, улыбалась, варила кофе, снова улыбалась, разгружала огромные галлоны с молоком и терпела придирки владелицы – грузной и крикливой женщины, которая мнила себя гением предпринимательства и не понимала, почему в её вшивой закусочной с высокими ценами, тараканами и разбавленным пивом, такая маленькая прибыль. Естественно, не из-за трёх вышеперечисленных причин. Нет, это всё из-за ленивых сотрудников, которые, вместо того, чтобы настойчиво предлагать гостям жухлый салат, смеют присесть на пару минут, чтобы просто отдышаться.
Работу Дженни ненавидела, но найти что-то лучше так и не смогла. Она не могла работать по будням – учёба заканчивалась в восемь вечера, танцевать в клубах каждый вечер она тоже не вывозила. Нет, её всегда готовы были принять, и в экстренных случаях, когда деньги нужны были срочно, Дженни наряжалась в свои самые узкие шмотки, обувала блядские каблуки, которые оставляли кровавые мозоли, и танцевала всю ночь, и напивалась до состояния полного безразличия.
Но она никогда не переходила грань. Не то чтобы ей не предлагали. И не то чтобы она не задумывалась об этом. Когда становилось особенно тяжело, когда у Джису случались плохие дни, когда она смотрела истории одногруппников, веселящихся и выпивающих не по нужде, но по собственному желанию, ей становилось плохо.
Однако потухшим глазам девочек из клуба, у каждой из которых было странное цветочное имя и тяжёлый груз несчастий за плечами, она верила больше, чем их машинах и рассказам о том, как здорово они отдохнули на очередном острове с белоснежным песком.
Дженни, наверное, в конце концов, выбрала почти такой же путь, как они. И то, что Ким Тэхён ей не противен, то, что ей хорошо с ним трахаться и молчать, вовсе не значит, что деньги, у него украденные, становятся не такими грязными.
– Да ты совсем с ума сошла от своей любви, – Джису подъехала к окну, открыла его, и тут же с гордым видом укатила обратно в комнату.
– Дженни! Дженни Ким!
Мурашки побежали по её коже радостным галопом. И босым ногам на холодном полу вдруг захотелось пуститься в пляс.
Его голос.
Знакомый, выбивающий из её груди воздух.
Ким Тэхён её звал.
Она выглянула из окна, помахала ему рукой. Он выглядел, как типичный красавчик из какого-нибудь сериала: белые кроссовки, светлые джинсы, бежевый пуловер. Солнечные очки сдвинуты на макушку, и он щурился, закрывал лицо от невидимого солнца, пытаясь её разглядеть. Он спиной опирался на чёрный мерседес. Естественно у него была вторая машина. Как она могла не догадаться.
– Что ты хочешь? – Она попыталась притвориться безразличной, но голос скакнул на разный тон во всех четырёх слогах.
Он приехал с самого утра. Он ждал её. Он кричал её имя.
«Мы, как Ромео и Джульетта», – промелькнула в голове пошленькая ассоциация. Она эту историю не любила. Убивать себя из-за любви? Вот уж дудки. Никакого настоящего трагизма в разбитом сердце нет. Трагизм в жизни, и в том, что её надо жить.
– Спустись ко мне, а? – Он помахал рукой и улыбнулся.
Даже так, с шестого этажа, она не столько видела, сколько чувствовала, насколько у него очаровательная улыбка. Захватническая улыбка. Такой невозможно противостоять.
И её губы тоже растянулись, глаза прищурились. Пальцы барабанили по подоконнику какой-то странный, сбивчивый вальс. И Дженни чувствовала, как ей вдруг стало тепло в этой холодной квартире, где сквозняки никогда не прекращались, а отопление проводили на две недели позже, чем всему остальному городу.
– Жди, я соберусь!
И снова – пять слогов, и все разные, скачущие. Но ей всё равно. Он вряд ли расслышит, а Джису уже махнула на неё рукой. Соседи пошепчутся о том, какая она шлюха, и успокоятся. Ей всё равно.
Он приехал.
Дженни собралась быстро. Собралась под насмешки Джису, под её нытьё о том, что ей тоже хочется познакомиться с этим красавчиком.
– В другой раз, – Дженни чмокнула сестру в лоб, – в другой раз обязательно познакомлю.
Враньё. Наглое враньё, но она не краснеет и ничем не выдаёт такую беспринципную ложь. Слишком занята тем, чтобы накраситься и накрутить волосы, параллельно доедая остывшую и противную овсянку, то и дело подбегая к окну, чтобы проверить, не уехал ли Тэхён.
Он её ждал.
И в груди у Дженни зарождалось какое-то шевеление. Будто бы кто-то чешет кости с внутренней стороны туловища. Щекотно, но немного страшно. Кто там завёлся? Чего он хочет? Не доведут ли эти ощущения до большой беды?
– Буду поздно, если что, звони, – прокричала скороговорку, застегнула ботинки уже на лестничной клетке. В доме был лифт, но за те четыре года, что они с Джису тут жили, он ни разу не заработал.
Она перепрыгивала через несколько ступенек, хваталась за перила и улыбалась от души, в полный рот. Дженни чувствовала откуда-то взявшийся ветер, который развивал волосы и путал мысли, и он, этот ветер, был ей спутником и другом. Он подталкивал её в спину, он спешил вместе с ней.