Право голодных (СИ)

Это заблуждение, что у бедных людей мало вещей. На самом деле, они покупают кучу барахла по дешёвке и категорически не умеют с ним расставаться. Дженни хранила всю одежду, что выглядела хоть немного прилично, а Джису – все свои блокноты с набросками и диски с детских выступлений. У них в огромных тканевых мешках пылились мягкие игрушки из прошлой жизни. Они таскала всю отцовскую библиотеку из одной съёмной квартиры в другую, потому что панически боялись выкинуть что-то нужное. Потом пригодится, и придётся вновь тратить деньги. Нет уж, лучше пусть лежит до тех пор, пока они не станет жутко богатыми, пока Дженни не перестанет париться из-за того, что купила рис не по акции, а Джису – за отозванный заказ на пару баксов.

– Ты опять нахрюкалась, – Джису пробормотала проклятие, щёлкнула выключателем у ночника.

Дженни стянула платье, лифчик и колготки, натянула старую майку, и залезла в кровать. Укутала замёрзшие ноги одеялом. Прижалась к Джису всем телом, вдохнула её запах родной и приятный.

– Как день прошёл? – Спросила с закрытыми глазами, пододвигаясь ещё ближе, будто хотела с сестрой слиться, стать одним человеком.

– Ты воняешь мне прямо в лицо, – хихикнула Джису. Она не злилась, привыкла к тому, что иногда Дженни выпивала вне дома. Это случалось не часто и не приносило проблем, а сестра всегда возвращалась домой любвеобильная и трогательно-несчастная. В такие моменты Джису чувствовала себя очень нужной, и потому слушала пьяные признания в любви с открытой душой и сердцем.

Дженни обычно говорила не много. Она держала всё в себе, бесконечно прокручивала в голове неудачи, не могла смириться с проигрышами. Она болезненно много рефлексировала и с трудом признавала, что ей нужна помощь. Джису старалась сестру научить с эмоциями справляться.

– Послушай, ну расскажи ты мне о своих неудачах. Поори. Обматери весь мир. Тебе станет легче.

Дженни кивала, улыбалась и запиралась в ванной, и прикладывала к своим ногам плойку и утюжок.

Раньше Джису боролась. Говорила, что будет поступать также. Просила перестать ранить себя хотя бы ради неё. Умоляла и плакала. Дженни тоже было больно, и она обещала, что будет очень стараться перестать.

Но мир слишком часто подставлял ей подножки, слишком часто заставлял проглатывать гордость, мириться с несправедливостью, и она, найдя лучший способ борьбы с собственным бессилием, не могла от него отказаться.

Джису смирилась.

Она со многим смирилась, на самом деле.

Смирилась с тем, что больше никогда не сможет ходить.

Смирилась с тем, что большая часть их доходов – её крошечная пенсия и деньги с миллиона подработок Дженни, уходят на оплату медикаментов, реабилитационного центра и медсестры, которая приходила три раза в неделю, чтобы сделать уколы и массаж.

Смирилась с тем, что именно из-за неё в конце концов распалась их семья.

Смирилась с тем, как по ночам, когда Дженни думала, что она уже спит, она тихонько выла в ванной. Не плакала, а именно выла. И Джису стыдливо закрывала глаза, когда она возвращалась в кровать. После таких истерик Дженни обнимала её так, будто была пьяна, целовала в щёки и в нос, и шептала извинения.

Джису смирилась с тем, что даже прощения попросить не могла.

Она только очень старалась не доставлять проблем. После первого года – самого тяжёлого, за который ей до сих пор было стыдно, Джису правда очень старалась хотя бы не становится ещё большей обузой.

Она экстерном закончила школу, и с тем, как неловко отводили взгляд учителя, когда приходили в их убогую квартиру, провонявшую алкоголем и сигаретами, она тоже смирилась.

Естественно, ни о каком университете не могло быть и речи. Хотя Дженни нашла несколько программ, по которым она могла поступить на гранты, получать социальную помощь, Джису не хотела. Снова испытывать стыд, снова быть униженной за то, какая она есть.

Нет, лучше запереться в квартире, рисовать и изредка переводить небольшие тексты с японского, чтобы получать дополнительный доход. Она не могла просить у Дженни денег ещё и на своё хобби, и поэтому часами сидела со словарями, кучу раз была обманута, но в конце концов нашла своих клиентов, которые платили немного, но регулярно.

Джису знала, что Дженни вздохнула с облегчением, когда она перестала пытаться социализироваться. Было мучением для них обеих выбираться на улицу, спускаться с шестого этажа. Сперва Дженни выносила коляску, а потом – Джису у себя на спине. Пандуса в подъезде не было, поэтому их неловкие попытки нормально существовать проваливались раз за разом. Тогда, чтобы не мучиться самой и не мучить сестру, Джису решила, что ей достаточно будет открытых окон.

Она знала, что Дженни чувствовала себя виноватой, но ей, слабой девушке, было просто невозможно стать для сестры полноценным проводником в большой мир.