Право имею

— Не, Мих, всё пучком. И баба, и ребёнок у нас. Чуть помятые только. Их как, у себя подержать или к вам везти?

— Я вот чего не понимаю… У меня тут вот этот одноглазый. Он никуда не отлучался. Так кто тогда этой шлюхе на помощь мог прибежать? Ведь не бывшие клиенты.

— Да хер знает, Мих. Мы же сначала стрелять начали. Спросить забыли.

— Че за чел?

— Без понятия. Рожа незнакомая.

— В маске? — как можно безразличнее спросил Михаил и на том конце заржали.

— Ну ты даёшь! Ты думаешь?.. Да ну не. Вообще ни разу. Просто мужик какой-то. Хер знает, я ещё у бабы спрошу, пока к вам довезём. Может, она что знает. Ну так что, куда везти?

— Давай на дачу Портового.

— Вы там?

— Да. Давай, не затягивай, а то он за**ал моих пацанов валить.

На том конце снова глухо посмеялись, и Михаилу это показалось странным, но отвлёк нетерпеливый стук из недр багажника. Сначала Михаил отошёл на шаг, тут же подумал о том, что этот ублюдок даже связанный и в плену смеет ему указывать, когда его следует вытаскивать. Руки зачесались стрельнуть в крышку, просто припугнуть… Но мог ведь и попасть. А Глеб живым был ценнее, чем мёртвый.

Михаил, подавив дрожь в руках, открыл багажник, в следующую секунду достав пистолет и нацелив его, как и остальные, на машину.

Глеб спокойно поднялся на колени, хотя дышал он тяжело, выглядел помято: старые раны, новые раны, грязь багажника. Он, всё ещё хватая ртом воздух, осмотрелся — сначала изучил вооружённых людей, потом рассмотрел куда его привезли. И не выказал ни капли страха или удивления, чем выбесил ещё больше.

— Слышал? Сюда тащат твою мать и сестру. Весело будет, да, Глеб? Прекрати выебываться и…

— Я должен верить тебе на слово? — спросил Глеб, стиснув зубы.

Михаил нарочито спокойным, плавным движением убрался за спины охранников, перезвонил. Глеб всё это время хмуро наблюдал за его спиной, словно прицеливаясь, куда лучше впиться зубами, чтобы сразу и до позвоночника. Кир вставать не рисковал, спинным мозгом ощущая, что пока лучше не высовываться.

* * *

— Фото просит, — спокойно сообщил Ник. Слишком спокойно для ситуации — Ева зашивала его плечо, пальцы и телефон тоже были в крови, но непонятно — Ника или тех, кто за ним гнался. — Во-во, такие вот рожи оставьте.

У женщины напротив него на руках рыдала испачканная в красном девочка. Сама женщина выглядела так, словно не спала неделю. Ник поймал их в объектив и щёлкнул, не дожидаясь, когда до них дойдёт. Они сидели на тесной кухне. Хозяин этой квартиры стоял в углу у раковины и, кажется, даже дышать боялся.

— Нежнее, ты же баба, — Ник, наконец, скривился. И то на моменте, когда Ева делала узел. Она после их возвращения попыталась высказать ему о то, что он убивал при ребёнке, но потом сделала паузу, словно с открытыми глазами отключилась, и забила.

— Ехать куда? — спросила Ева, стирая остатки крови с зашитого плеча. Ник копался в телефон, присвистнул:

— Прикинь, к прокурору. Ты к прокурорам как?

— До буя, — Ева поднялась, с кухонного стола забрала пистолет. — Он там?

— Возможно, — отозвался Ник, будто заигрывал. Поднялся, дулом указал на женщину, куда-то в ключицу. — Жить хочешь — ты отсюда не выйдешь в ближайшее время.

Он отправился к выходу за Евой, когда его окликнули неуверенным: «Эй!». Снова эта женщина. Ник расположил пистолет на плече, нетерпеливо огрызнулся:

— Что? Мы спешим.

— Пусть не ищет нас, ясно? Он для нас умер! Нахер такие потрясения.

Ник усмехнулся, развернулся и едва не врезался в замершую Еву. Та глухо из-за маски ответила:

— Будто кто-то позволит ему вас искать.

* * *

Мама изменилась, постарела сильно. Или стресс сказался. На фото она не плакала, но глаза были остекленевшие. Глебу стало казаться, что фото он потребовал просто чтобы увидеть её, а не потому, что правда не верил.

Михаил светился от радости. Наконец-то у брата лицо было… человечное, что ли. Настоящее. Таким он больше не пугал. И Михаил позволил себе подумать, что Глеб снова стал тем мальчишкой, каким он его отлично помнил. Или таким же, как их прочие жертвы. Развернулся и приказал:

— Одноглазый больше не нужен. Теперь у нас будет та, кто подтвердит, что это Глеб.

Глеб изменился снова. Нагнулся, словно к броску готовился, и смотрел не зло даже. Как-то спокойно и в то же время решительно. Из облика снова ушло всё человеческое.

— Глеб, твою сестру убьют, если ты будешь мешаться. Тебе кто дороже?