Право имею

О, как хотелось Еве встать и сказать: «Черти». Как красиво это бы выглядело. Да, это мы, перестрелявшие уже, наверное, половину вашего горе отряда. Мы, люди, которых заставляют стрелять до мозолей, не жалея на обучение боевых припасов. Которых заставляют развивать мускулатуру. Даже её, не давая скидку на то, что она девушка. Когда Еве не удавалось подтянуться нужное количество раз, инструктор кричал: «Вика тоже не могла! И где теперь Вика?! Так же хочешь?!» И Ева не хотела как Вика. Даже зная, что однажды умрёт, она хотела как Глеб и Ник — успеть с собой в ад затащить как можно больше людей. Сама. Это было похоже на азарт, и, хотя этих людей убивать было не так интересно, как тех, чьи дела она видела на фотографиях с трупами, даже эта схватка отозвалась в выплеском адреналина.

— Военные журналисты, — отозвался Глеб спокойно. — В отличие от вас, в таком аду побывали, что захваченное здание — говно. Мы в захваченном городе были. В захваченной стране.

— А имена ваши как? С вами главный поговорить хочет. Он отпустит заложников, кроме Бесова, его охраны и секретаря.

Глеб застыл. Так он обычно делал, если перестраивал план действий. Ева шепнула, возможно недостаточно тихо:

— Они что, ещё живы?..

Глеб словно не услышал, и Ева решила, что лучше не отвлекать и довериться человеку, который шесть лет выживал в постоянно изменяющихся условиях.

А потом поняла, что Глеб просто прикидывает, выгоднее ему будет спасать заложников или продолжать убивать по одному захватчиков, без опасений для себя. Потому что сейчас, когда наверху ещё оставались люди, нужны были и те, кто будет их охранять. И это единственная причина, почему на них сверху не хлынула волна вооружённых людей с автоматами.

— А что так низко сразу пали? — прокричал Глеб. — Хотели с правительством говорить, а теперь согласны на угрозы журналиста с автоматом?

Стало тихо, Ева подумала, что они, возможно, по внутренней связи общаются с лидером, но в этот раз отозвалась только рация Глеба, и голос там был другой, не тот прежний, спокойный, который брал на себя опасные ситуации. Этот был срывающимся, больше подходящим для голоса человека, у которого всё пошло не по плану:

— А ты думаешь, я не понял, что ты не журналист? Вас кто подослал? Вы кто?

Их окружали, правда по-прежнему силами тех двоих, что оставались на первом этаже. Был слышен тот шум, что могли производить люди, пытавшиеся ползти с оружием и в броне. Ева уже мысленно прикидывала, чей бронежилет ей больше подойдёт по размеру. Выглядели они не такими качественными, какие использовали в своих вылазках черти, но, как говорится, дарёному-то коню…

Была ещё одна проблема. Оцепленное здание они должны были покинуть, не попавшись полиции. И если Ева по-прежнему выглядела как один из заложников, то Глебу нужно было время переодеться, чтобы при попытке штурма его не пристрелили спасители, не разобравшись.

— Какой мне смысл называть себя, если мне ничего не угрожает? — спросил Глеб. Террорист, которого до этого застрелила Ева, лежал почти у самого её укрытия. А главное, до автомата можно было рукой дотянуться. И Глеб знаком так буднично попросил этот автомат, будто за завтраком масла, не отвлекаясь от телефонного разговора. Ева показала, что у неё только пистолет, и автомат был бы ей нужнее, но так же спокойно Глеб повторил знак. Пришлось ползти.

Стоило коснуться рукоятки, стоило только начать тащить его к себе, и вместо выстрелов или угроз раздалось паническое: «У них теперь два автомата!» Ева перестала таиться, да и что там за перегородкой она видеть не могла, но стало шумно. Схватив автомат, она перекинула его Глебу, тот уже взял свой так, чтобы рукоятка упиралась в стальные пластины бронежилета. В считанные секунды левой рукой так же примостил второй и, поднявшись во весь рост, у обоих только на курки нажал, поворачивая тело так, чтобы направлять очереди.

Их понадобилось где-то три — короткие, злые. Сразу после этого Глеб левой рукой вернул автомат Еве и отправился проверять поле боя. Двое были ещё живы. Одному прошило бронежилет, сильно зацепило плечо и шею, он хрипел так, словно умирал. Глеб забрал автомат у него, вышвырнул к двери, насколько мог далеко. Второй выживший был тот самый, что до этого получил ранение в руку и теперь сидел серый, зажимал мясо на плече. Глеб поднял автомат и раздалась ещё одна очередь. Ева понимала почему: первый не мог встать и догнать их, чтобы внезапно атаковать. А раненный только в руку мог собраться и отомстить.

Подняв и одну из уцелевших раций, Глеб сказал в неё:

— Это пятнадцатый. Мы их убили.

Снова секундная тишина, а потом тот же спокойный голос:

— Кого? Моих людей?.. В смерти заложников будешь ты виноват.

— Да я всю жизнь виноват, — проворчал Глеб, и непонятно было, рации или сам себе. Когда он обернулся, Ева уже ловко завязывала ремни бронежилета. Обернувшись, она заговорила, не отвлекаясь от дела, словно давно отточила эти движения:

— Выход открыт.

— Да, и скоро снаружи это поймут. Надо спешить.