Темнота всегда спускается на Париж резко: только было бледное порозовевшее небо и раз — будто черным полотном накрыли, и мгновенно на этом полотне зажигаются фонари, фары и огни кафе. Последних сегодня было куда меньше, чем обычно, но светились они тепло, завлекали — Жозеф только сейчас почувствовал, что замерз.
Внутри было тепло, шумно, празднично сверкали зеркала. Но и в здешний гул вплетались нотки возбуждения и тревоги. Жозеф и Сабин втиснулись за маленький столик в самой глубине, заказали у официанта «что есть». Тот посмотрел с пониманием и благодарностью, и принес два бокала арманьяка. Выпив, Сабин повеселела, стала разговорчивой, глаза разгорелись. Неловкость сама собой исчезла — хоть благодари «профсоюз».
— Я, наверное, понимаю, почему ваши хранители так вцепились в этот отель, — проговорила она, обхватив замерзшими руками бокал со свечой. — Он же старый. Ему бы по всем правилам быть архитектурным памятником. А его взяли и Катару продали...
Сабин была права. Отель был построен в начале восемнадцатого века. Кто там только не останавливался с тех пор, от Рудольфа Валентино до польского правительства в изгнании. «Сентраль» должен бы охраняться государством.
А охраняемый объект не стали бы продавать, и тем более не разрешили бы перестраивать. На такой объект чихнуть нельзя лишний раз, не собрав сотни справок от мэрии.
— Я тоже много чего не понимаю, — сказал Жозеф, разглядывая ее мизинцы, пронизанные красным светом. — Положим, они устроили забастовку против городских властей — ведь именно мэрия продает отель. Но отчего они привязались к вашему патрону?
Сабин пожала плечами.
— Ему в последнее время приходили странные звонки. Он все время ругался, а сегодня позвонил меня позвонить в Оранж. По-моему, он этих звонков боялся. А еще... ох, не знаю.
Она нервно провела рукой по волосам. Ей явно не хотелось компрометировать шефа. Но Жозеф и так ее понял. Скорее всего, господин Лефевр уже что-то слышал от профсоюза. Может, поэтому и хотел сегодня побыстрее увести их из бюро...
Но в конце концов, разрешение на продажу и перестройку уже подписано мэрией, даже если б Лефевр хотел, сам он изменить ничего не сможет...
Ночь прошла тяжело. Большую ее часть Жозеф просидел, ругаясь с шефом по скайпу и составляя прошение на имя мэра. Вряд ли оно что-то даст... хотя еще пару дней такого борделя, и мэр сам к ним прибежит.
Уже перед рассветом Жозеф прошерстил в интернете биографию Лефевра. Ничего примечательного, кроме одной детали. До того, как Лефевра назначили в комитет по градостроительству, он числился в Отделе по вопросам архитектуры и культурного наследия.
В том самом отделе, который присваивает статус памятникам архитектуры.
Может быть, профсоюзу и впрямь есть, что с него спрашивать.
Когда Сабин с утра пришла в офис, секретарши еще не было; на автоответчике мигало сообщение об опоздании. Патрон, верно, еще досматривал утренний сон... и как он только может спать после вчерашнего. Обычно до его прихода Сабин успевала съесть принесенный с собой круассан, но сегодня встреченные на пути булочные были закрыты.
Забастовка продолжалась.
В полной тишине слышно было только тихое гудение компьютера и повторяющиеся шаркающие звуки. Видно, уборщицы еще не закончили мести полы. Но, подняв голову, Сабин никого не увидела. Однако мести продолжали, теперь уж почти рядом. Чертовщина какая-то...
Именно это вчера сказал патрон.
Может, этот звук он и слышал, когда внезапно замирал посреди разговора, а потом раздраженно отсылал ее из кабинета?
Звук становился настойчивее; в какой-то момент Сабин показалось, что метут прямо у кресла, и она инстинктивно поджала ноги.
— Кто здесь?
Тишина звенела, пугала.
— Что случилось? — спросила зачем-то Сабин. И опять:
— Кто здесь?
Звуки стали удаляться. Сабин прокляла про себя отсуствующих Лефевра и секретаршу, Жозефа и собственное любопытство. Осторожно, без шума она поднялась и пошла за звуками. Высунула голову в коридор — и увидела.
Пол мела горничная. В темном платье, безупречно белом фартуке и такой же — Сабин с трудом вспомнила слово — наколке. Работала она весьма деловито, и, кроме старинной униформы, ничего необычного в ней не было.
Пока она не подняла голову и не взглянула на Сабин.
Обычно в таких случаях персонажи фильмов ужасов визжат во все горло. А на самом деле визжать не получается, не выходит даже дышать.
Сабин захлопнула за собой дверь приемной и только тогда смогла вздохнуть. Та Сабин, которая еще не бывала в арьергороде, наверное, все же закричала бы. Но сейчас девушка просто потянулась к телефону и набрала номер Жозефа. Надеясь только, что бастующая телефонистка не соединит ее с давно умершим абонентом.
Наутро лучше не стало. Вдобавок к метро забастовали и прокатные велосипеды: Жозеф хотел взять один, чтоб поехать на работу, но все «велибы» оказались наглухо пристегнуты к стойкам, а терминалы странным образом погасли.
В конторе Жозефа встретила радостная Моник: