Внезапно Серентия почувствовала, как трудно ей собраться с мыслями. Все в голове перепуталось – совсем как в ту минуту, когда с нею заговорила Лилия. Однако тут ей кое-что вспомнилось. Ульдиссиан направлялся в великий город… и уж точно не желал иметь дело
– Нет, не могу. Ульдиссиан не хотел бы, чтоб я…
Малик напружинился всем телом. Рука его внезапно скользнула за спину Серентии, легла на шею у основания черепа. Почувствовав боль в затылке, Серентия хотела было вскрикнуть, да только язык не послушался. Тело тоже слушаться не желало. По-прежнему исправно служил ей один только разум, но он оказался пленником недвижной бренной оболочки.
– Как жаль, что ты не желаешь прислушаться к голосу разума, дитя мое, – заметил рослый священнослужитель. В его голосе больше не чувствовалось ничего умиротворяющего. – Однако к своему Ульдиссиану ты нас все же
Мироблюстители дружно повскакивали в седла, а Малик подвел Серентию к собственному коню. Вблизи его жеребец отчего-то внушал нешуточную тревогу, но ноги Серентии, послушные воле верховного жреца, не позволили отпрянуть прочь. Вместо этого она взобралась на спину коня впереди пленителя, а тот, одной рукой ухватив поводья, крепко обнял ее второй.
– Ну же, – прошептал он ей на ухо тем же доброжелательным тоном, каким говорил вначале, показавшимся дочери Кира насмешкой над ее беспомощностью. – Ну же, дитя мое, укажи мне дорогу.
Левая рука Серентии сама собой поднялась, безошибочно указывая в сторону лагеря.
– Хорошо. Превосходно! Смотри же: увидишь своего друга – не забудь об улыбке. Мне очень не хотелось бы вселить в его сердце тревогу…
Уголки ее рта поднялись кверху. Малик негромко хмыкнул… и пришпорил коня.
Глава восьмая
Во сне Ульдиссиана охватило странное беспокойство. Казалось, над ним вдруг нависло нечто недоброе, стремящееся завладеть его душой, пока он, спящий, беззащитен.
Беспокойство набрало такую силу, что Ульдиссиан начал пробуждаться. Однако, открыв глаза, он увидел над собой вовсе не какую-то адскую тварь вроде той, что напала на спутников, а безупречно прекрасный лик Лилии. Присевшая рядом, аристократка склонилась к нему.
– Не захворал ли ты, любовь моя? – прошептала она.
– Давно ли… давно ли ты здесь, со мной?
– Только что воротилась. Ты так мирно спал, что мне не хотелось тебя тревожить. Прости, если нарушила твой покой.
Ульдиссиан сдвинул брови. Теперь, после пробуждения, его тревога многократно усилилась… только причина ее находилась не в лагере – скорее, где-то поблизости.
– Лилия, – пробормотал он, – ступай-ка к костру, к остальным. Ступай прямо сейчас.
– Отчего? – подняв брови, удивилась она. – Что случилось?
– Делай, что говорят…
Быстро поднявшись, Ульдиссиан едва не толчком отправил светловолосую девушку к середине лагеря и, к немалому собственному смятению, обнаружил у костра только Мендельна.
– Где Ахилий? – резко спросил он брата. – Где Серри?
– Ахилий пошел поохотиться, – оглядевшись, отвечал Мендельн. – А Серри, по-моему, должна быть где-то неподалеку. Она всего-навсего отправилась собрать побольше хвороста…
– Ульдиссиан, я уверена, она вот-вот вернется, – вмешалась Лилия, пытаясь унять тревогу дюжего крестьянина. – Причин для волнений нет…
Однако Ульдиссиан чуял недоброе, причем где-то близко, совсем близко. Еще немного, и…
За спиной Мендельна послышался шорох. Испуганный, брат Ульдиссиана поспешил к остальным.
Из зарослей выступила Серентия.
Ульдиссиан перевел было дух… но тут позади дочери торговца на свет костра вышел незнакомый темноволосый человек. Превосходивший ростом даже Ульдиссиана, он несколько уступал ему в ширине плеч, но силой явно обладал немалой. Лицо новоприбывшего лучилось благожелательностью, а манера держаться кое в чем напомнила Ульдиссиану отца… однако все это утратило важность, как только крестьянин разглядел, во что незнакомец одет.
Одет он был в ризы служителя
– Ульдиссиан, – заговорила Серентия, – я привела с собой друга. Его зовут Малик, и он хочет помочь нам.
Ульдиссиан едва не нахмурился. Кому-кому, а Серентии следовало бы понимать, как он воспримет появление священнослужителя – особенно после смуты в Сераме. Конечно, Серентия всю жизнь была девицей довольно верующей, но он полагал, что теперь-то все это для нее позади. О чем она только думает?
– Я пришел предложить вам заступничество Церкви Трех, – учтиво добавил Малик и развел руки в стороны, будто показывая, что безоружен. В глазах его ярко вспыхнуло отражение пламени костра, устремленный на Ульдиссиана взгляд едва ли не завораживал. – Сие дитя рассказало мне об ужасной несправедливости, учиненной над тобою от имени Собора Света. Церковь Трех отнюдь не одобряет столь чудовищного поведения. Мы убережем тебя от всех угроз со стороны пособников Пророка…