То есть, открыла рот, чтоб закричать… однако ладонь в латной рукавице немедля заглушила крик. Серентия рванулась из рук неизвестного, но еще один, появившийся сзади, удержал дочь торговца на месте.
Первый склонился к ней ближе. Низко надвинутый на глаза капюшон придавал ему жутковатый, едва ли не призрачный вид.
– Тихо, девчонка, – прошипел он. – Тихо, не то придется тебя наказать!
Тут Серентия разглядела во мраке еще несколько точно таких же силуэтов – воинов в латах, в капюшонах, скрывающих пол-лица… Поначалу она приняла их за охранников инквизитора, однако символ, блеснувший в лунном луче на кирасе переднего, оказался знакомой треугольной эмблемой Церкви Трех.
Серентия попыталась хоть что-то сказать, хоть как-то объясниться, однако прибытком от всего этого оказалась лишь быстрая, болезненная пощечина.
– Брат Рондо! Поосторожнее с девочкой!
Негромкий, мягкий, сердечный, этот голос напомнил Серентии отцовский. К двоим державшим ее подъехал темный, немалого роста всадник на чудовищной величины жеребце. Едва всадник спешился, суровые воины, окружавшие девушку, отпустили ее и пали перед ним на колено. Никем более не удерживаемой, Серентии отчего-то захотелось последовать их примеру.
– Прошу простить меня, о преосвященный, – с тревогой пробормотал воин по имени Рондо.
– Твое усердие весьма похвально, брат, однако над деликатностью требуется еще поработать.
Коснувшись капюшона Рондо рукою в перчатке, новоприбывший вновь устремил взгляд на Серентию.
– Не нужно так трепетать при виде меня, дитя мое. Не бойся, я тебе друг.
Вблизи дочь торговца смогла разглядеть черты лица незнакомца. Сильную бледность кожи оттеняли пышные, волнистые темные волосы и густые брови. Элегантные усики придавали ему весьма царственный вид, улыбка, подобно голосу, напомнила Серентии об отце.
– Я – Малик, верховный жрец Ордена Мефиса, одного из…
– Из орденов Церкви Трех, – почти беззвучно пролепетала Серентия, невольно склонив голову.
– Да ты нашей веры! Какая радость! – воскликнул Малик, протягивая ей руку, и девушка, не без колебаний, протянула в ответ свою. – От всей души прошу извинить излишнее рвение нашего брата Рондо. Всем нам не терпится завершить поиски, и…
Последние слова заставили Серентию насторожиться. Ей тут же вспомнилось все, что случилось в деревне – особенно как люди Собора вмиг объявили Ульдиссиана виновным, не дав ему слова сказать. Если поначалу с появлением Малика на сердце сделалось легче, то теперь…
Должно быть, верховный жрец заметил ее тревогу.
– Ну, полно, дитя мое! – заговорил он, склонив голову набок. – Я ведь сказал: я тебе друг! Теперь же я чувствую в тебе отторжение… а еще… а еще…
Сдвинув брови, Малик без позволения коснулся ложбинки между ее грудей.
– А еще чувствую, что ты –
– Ульдиссиан! – против собственной воли выпалила Серентия.
Густые темные брови Малика поползли вверх.
– Ульдиссиан? Вот, значит, как его звать… И ты полагаешь, он – тот самый, кто нам нужен?
Серентия накрепко стиснула зубы.
Коленопреклоненный брат Рондо встрепенулся, приподнялся, но Малик взмахом руки велел ему опуститься. Верховный жрец склонился вперед так, что его лицо, а особенно – глаза, заслонили от взора Серентии все остальное.
– Вижу, ты напугана… но чем? Вот если только…
Тут он заулыбался шире прежнего, блеснув в полумраке безупречными, без единой щербинки зубами.
– А-а, Собор! Ну, как же, как же! Несомненно, все дело в их инквизиторах!
Однако Серентия упорно молчала, хотя точность его догадок заставляла задуматься: уж не умеет ли он читать мысли?
– Собор… тогда твое недоверие вовсе не удивительно. Брат Рондо, не привозил ли кто из гонцов известий о гибели не только наших братьев, но и служителей Собора?
– Так точно, о преосвященный, привозил. В деревне Серам, как было сказано. Убийство нашего миссионера отличалось особой жестокостью…
– Да-да.
Знаком велев ему замолчать, Малик обратился к Серентии:
– Ну, а Собор обвинил во всем твоего Ульдиссиана, не так ли?
– Да, – наконец, отвечала девушка, чье недоверие мало-помалу пошло на убыль.
– Обычный для них подход. Если им чего-либо не постичь, от непостижимого непременно нужно избавиться. Сколь горестен день, когда этот Пророк начал проповедовать свою вздорную ересь…
Шагнув к Серентии, верховный жрец встал с нею рядом и ободряюще обнял ее плечи.
– Но мы-то не из Собора, дитя мое! Церковь Трех неизменно учит решать дела миром, тебе ведь об этом известно? Вот и хорошо! Мне вовсе не хочется, чтоб ты полагала, будто мы явились ради того же самого, что и они! Нет, мы здесь затем, чтоб поступить в точности
– Но…