Светловолосая девушка умолкла, устремив взгляд в пламя костра.
Взяв дочь торговца за руку, Ульдиссиан повел ее мимо озадаченных Ахилия с Мендельном за собой, в глубину леса. Вскоре отсветы костра исчезли из виду, и тогда он, остановившись, развернул Серентию лицом к себе.
Серентия с надеждой во взгляде ждала. Ульдиссиан помолчал, тщательно взвешивая все, что собирался сказать.
– Еще раз, Серри: мне очень жаль, что с Киром так вышло, – заговорил он. – Слов нет, как жаль.
– Ульдиссиан, я…
Ульдиссиан приложил палец к ее губам.
– Серри, возможно, погиб он из-за меня…
Девушка подалась назад.
– Нет! – воскликнула она, но тут же понизила голос. – Нет, Ульдиссиан. В пути я много об этом думала. Может быть… может быть, грозу и породил ты… я в этом еще не уверена… но ты же вовсе не желал ничего дурного. Брат Микелий обвинил тебя в ереси и убийстве! Если ты как-то и вызвал эту грозу, то только потому, что
Ульдиссиан в изумлении уставился на нее. Услышав такое от той, кто – это он знал прекрасно – любила отца больше всего на свете, да еще издавна уважала учения обеих крупнейших сект, Ульдиссиан почувствовал невероятное, немыслимое облегчение. До сих пор он даже не сознавал, насколько в глубине души тревожится о том, как скажется на ней смерть родителя.
– Серри, но, даже если и так… отчего ты, вместо того, чтоб следовать за мной неведомо куда, не вернулась домой? Опять же, и братья… они наверняка за тебя переживают…
– Я уже достаточно взрослая, чтобы самой в жизни с пути не сбиться, – с прежним упрямством объявила Серентия, уперев кулаки в бедра. – Тиль с остальными поймут, где я и с кем, и как всегда, препятствовать мне не станут.
Все это было сказано с такой непреклонностью, что Ульдиссиану оставалось лишь скорбно улыбнуться. Настаивать на своем, отговаривать ее далее он даже не подумал. К тому же, в компании Серентии ему было куда уютнее, как и в обществе брата с Ахилием.
– Ну, ладно. Я должен был об этом спросить. Мне нужно это знать. Больше ни словом об этом не заикнусь.
– Но
Миг – и дочь Кира опять превратилась в благоговеющую перед ним последовательницу.
– Мое разрешение тебе ни к чему.
– Ульдиссиан… я вижу, что ты делаешь, и верю в тебя всем сердцем, – начала Серентия и, осекшись, откашлялась. – Однако тревоги Мендельна тоже заслуживают внимания. Знаю, Лилия говорит, нам нужно ехать прямиком в город, но…
Ульдиссиан сдвинул брови.
– Так дело в Лилии, Серри?
Девушка покачала головой, однако он ясно видел: да, это так, но в то же время – не так. Похоже, Серентии просто не удавалось отделить одну заботу от другой.
– Нет… я вот о чем… Ульдиссиан… я разговаривала с миссионерами из Церкви и из Собора, и вовсе не все они таковы, как брат Микелий. По-моему, в них вправду есть что-то хорошее…
Воспоминания о мастере-инквизиторе заплясали, вихрем вскружились в памяти.
– Вот это вряд ли, – окаменев лицом, перебил ее сын Диомеда.
Серентия ненадолго умолкла, явно отыскивая иной подход.
– Я просто… да, знаю, Лилии они причинили куда больше горя, чем нам… но не во всем же ее теперь слушаться!
Ее слова только насторожили Ульдиссиана сильнее прежнего.
– К Лилии я прислушиваюсь точно так же, как и к любому из вас. Просто так уж выходит, что ее советы кажутся мне разумными чаще.
– Скорее, не «чаще», а всякий раз…
– Довольно.
В душе закипела беспричинная злость, но Ульдиссиан сумел обуздать ее. Смысла продолжать разговор он не видел. Он собирался всего-навсего начистоту поговорить с Серентией об отце, и с этим было покончено. «Очевидно, – подумалось Ульдиссиану, – чтоб положить конец ее чувствам ко мне, требуется больше времени. Надо набраться терпения. Да, терпения».
Подняв руку, он накрыл ладонью ее голову – точно так же, как в те времена, когда она была совсем крохой.
– Серри, – прошептал он, – ты говорила, будто веришь в меня – в того, кем я стал, так?
Дочь торговца кивнула. Во взгляде ее до сих пор отражалось все, что она думает о сказанном чуть раньше.
– Я знаю: то, что пробудилось во мне, рвется на волю и из тебя, но высвободиться пока что не может.
– Я стараюсь, – упрямо ответила девушка, – но…
Ульдиссиан, чуть опустив руку, потрепал ее по плечу.
– Вижу. Позволь, я попробую указать ему путь к пробуждению. Держи меня за руки.
Серентия повиновалась.
– Если получится, – продолжал Ульдиссиан, – мне станет понятнее, как показать то же самое другим людям, когда мы достигнем Кеджана.
– Но что же… ах!
Лилия полагала, будто таившуюся в ней силу всколыхнула, пробудила их близость, слияние воедино. Разумеется, повторить того же с другими, особенно с Серентией, Ульдиссиан не мог, однако вполне мог попробовать нечто, как можно более схожее. С этими мыслями он сосредоточился на стоявшей перед ним девушке, постаравшись заглянуть в самое ее сердце, в самую душу, устремив туда токи собственной силы в надежде возжечь в ней огонь.