Право крови

Сказав это, молодой человек просел на своем стуле и залпом хватанул вино из кружки, в то время как Уорик таращился на него, соображая, что он услышал. Пара, безусловно, была бы выигрышной во всех отношениях, особенно с учетом того, что Вудвиллы обоих полов притязали в стране на каждый титул, который только мог быть взят мытьем или катаньем.

– А моей дочери ты о своем желании упоминал? – спросил Ричард.

В ответ Джордж поперхнулся вином и зачастил с легким заиканием:

– О ж-желании, сэр, да как м-можно! Я бы не осмелился, пока не поговорил бы с ее отцом. Д-до брачной ночи, милорд, сэр! Да как можно!

– Ты вдохни, – посоветовал Уорик. – Вот, а теперь выдохни. Я имел в виду твое желание жениться, только и всего. Ты… как бы это… заговаривал с Изабел о любви? Если да, то меня удивляет, как ты сподобился выговорить хотя бы одно внятное слово поверх твоего словесного потока.

– Я говорил с ней трижды, милорд, и все в целомудренной компании. Дважды в Лондоне и единожды в вашем имении в Миддлхэме, прошлым летом.

– Ну да, помню, – сказал граф, действительно воскрешая в памяти смутное припоминание о том, что заставал тогда свою еще шестнадцатилетнюю дочь за разговором с каким-то взъерошенным ухажером. Вот бы знать, что герцога Кларенского интересует в его дочери больше: ее красота или земли, что перейдут ей в наследство? Сыновей у Ричарда не было, и потому тот, кто женится на Изабел, станет в итоге богатейшим человеком в Англии, унаследовав огромные состояния и Уорика и Солсбери. Изабел, возможно, была бы уже замужем, если б не алчное влияние Вудвиллов, утвердившееся к той поре, как она достигла брачного возраста.

Граф Уорик нахмурился, уже свежими глазами глядя на восемнадцатилетнего герцога, думающего стать его зятем. Одно дело видеть в Джордже приятного в общении брата короля, и совсем иное – усматривать в нем отца его, Ричарда, внуков. То, как этот юноша встретился с ним взглядом и не отвел его, исподволь понимая суть этого всматривания, выказывало в нем глубокое волнение и вместе с тем известную храбрость.

– Я понимаю, сэр, что вы захотите обдумать мое предложение. Поэтому, сделав его сейчас, более я произносить его не буду. Только знайте одно, милорд. Я действительно люблю ее, клянусь честью. Изабел – несравненная девушка. Когда мне удается вызвать у нее улыбку, я готов разом плакать и смеяться от радости.

Уорик поднял руку.

– Позволь мне усвоить эти новости, вместе с этой прекрасной трапезой. Не мешает, пожалуй, взять еще один кувшинчик красного вина, ублажить желудок. – Видя, как молодой человек, сглотнув, побледнел, он решил ослабить натиск и добавил с зевком: – А впрочем, ладно, лучше выспаться и встать пораньше. Впереди долгий день в дороге, а потом еще сам Париж. Так что надо иметь свежую голову.

– Смогу ли я к этому времени получить от вас ответ, милорд? – с мукой в глазах спросил Джордж.

– Думаю, что да, – кивнул Ричард.

Зачем истязать молодого человека? Все инстинкты в Уорике взывали в пользу такого решения, хотя бы потому, что его жена и не мечтала выдать дочь за герцога. Правда, такой брак может взбесить Элизабет Вудвилл. Но и это пусть малое, но удовольствие.

Остановившись на этой мысли, граф встал из-за стола.

– Ты должен знать: даже если я приму твое предложение о сватовстве, это еще не главное. Свое разрешение должен будет дать король – таково правило, касающееся всех браков между знатными семействами.

– В таком случае как хорошо, что король Эдуард – мой брат, – сказал с улыбкой юный герцог. – Уж он-то сделает для меня все, что в его силах.

Зараженный энтузиазмом молодого человека, улыбнулся и Уорик. Джордж Кларенс еще всего лишь готовился стать мужчиной, отсюда и его юношеская непосредственность. Но при этом хотелось надеяться, что брата короля ждет успех.

* * *

Чаринг-кросс был обыкновенным перекрестком между зданием Парламента и стенами Лондона вдоль течения реки. Известным его делал громадный крест на изгибе Темзы, воздвигнутый некогда Эдуардом I в знак скорби по кончине жены. С той поры минуло около двух веков, но тот крест по-прежнему оставался напоминанием о горе и утрате одного великого человека.

Эдуард приподнял руку и коснулся гладкого камня – как раз той вытертости в мраморе, куда на удачу прикладывались тысячи рук. Склонив голову, он беззвучно прошептал молитву по давно усопшей королеве. Возможно, та молитва имела больший вес, поскольку исходила от человека, связанного с Длинноногим[50] ростом, именем и кровным родством. Эдуард действительно ощущал свою близость с тем, кого люди именовали Молотом Шотландцев.

За крестом и поворотным кругом дорога уходила на запад, в Челси, с его просторной стоянкой для повозок и конюшнями. Здесь путешественники перед отправкой в дальнюю поездку могли искупаться и подкрепиться. Река текла неподалеку – если глубоко вдохнуть, то чувствовалось пованивание илистых берегов. Эдуард прочистил горло, выказывая тем самым неприязнь ко всей этой тине, сырости, затхлости, а также к задаче, которую ему предстояло выполнить.