Право крови

Бывали исключения, когда деревни возрастом старше Христа пользовались смутой для сведения старых счетов. На каждой околице или деревенской площади находили новые тела, из которых некоторые пали жертвой всего лишь свары или пьяной драки, в то время как представители закона отсиживались по домам с замирающим сердцем, трусливо ожидая рокового стука в дверь. Но чаще и сильнее всего урон наносился одному клану, вернее, владениям одного человека. Стада Невилла вырезались. Угольные шахты Уорикшира полыхали пожарами, корабли поджигались прямо на причалах, особняки обращались в пепел, как будто от темной жуткой потусторонней силы, а внутри них валялись обугленные трупы.

По истечении месяцев без новостей об освобождении короля Эдуарда нападения и поджоги еще и участились. Люди вышибали двери уорикширских таверн и выкрикивали вопросы. Если ответы были не те, что надо, они поливали пол маслом и, поднеся факел, выходили наружу, где караулили с вилами, чтобы никто оттуда не выбежал. Возжигатели имели и своих вожаков – троих отдельных зачинщиков и убийц с одной и той же кличкой: Робин из Редсдейла. Между собой они были голосами солдат Таутона и голосами короля в плену, кричащими от его имени.

Лето пронеслось стремительно, но урожай был толком не убран из страха, что наполненные амбары привлекут Возжигателей. Да и работники держались подальше от невиллских владений, потому что боялись по пути домой избиения. Урожай изгнивал на корню в полях, а целые стада скота исчезали или, хуже того, вырезались прямо в поле. Шахты уничтожить было нельзя, и они стояли, пуская в небо траурные дымы, видимые через полграфства – и так могли гореть веки вечные, поскольку пламя уходило вглубь до самой сердцевины земли и питало свой огонь ее недрами.

* * *

Фоконберг приткнул сведенные щепотью пальцы к животу и поперхнулся от боли. Он сидел на кухнях Миддлхэмского замка, отпустив слуг, чтобы те не видели его беспомощность. Кресло, спущенное сюда по указу Уорика, было с мягкой обивкой, но пожилой граф никак не мог найти в нем удобного положения.

– Все хуже и хуже, Ричард, – посетовал он, отставляя чашу с ошметками молочно-белой рвоты. – Я уж почти и не ем, а когда удается что-то проглотить, то оно все возвращается обратно. Недолго мне, видно, осталось.

Граф Уорик подался вперед за огромным деревянным столом с ножками, толщиной напоминающими тумбы. Он старался не показывать удрученности от вида дядиной потери веса. Толстяком Фоконберг не был никогда, но сейчас он являлся в буквальном смысле живым скелетом – череп обтянут восковой кожей, тщедушные руки-ноги, как лучины… Волосы его, и те истончились и теперь свисали на плечи неопрятными грязно-серой куделью. Что-то снедало его изнутри, и с оценкой дядиного состояния приходилось, увы, соглашаться, хотя вслух Уорик этого не говорил.

– Кто же будет помогать мне советом, когда тебя со мной не будет? А, дядя? Нет уж, старик. Я тебя не отпускаю, ты мне нужен. А то что-то я в последнее время не отличаюсь ни умом, ни хитростью.

Фоконберг попробовал усмехнуться, но само движение причиняло ему боль, и он поморщился. Отставив чашу с ее зловонным содержимым, снова приставил руку к боку – так получалось некоторое облегчение.

– Ничего, Ричард, как-нибудь протолкнешься, семейства ради. Видит бог, нам и раньше доводилось продираться сквозь тернии. – Даже превозмогая боль, умирающий поглядел на своего племянника, прикидывая, как его подбодрить. – Думаю, лучший выход тебе известен уже сейчас, если только гордость не мешает тебе произнести его вслух.

– Ты бы советовал мне выпустить Эдуарда? – мрачно спросил Уорик. – Если б я мог вернуться назад во времени и изменить решение, я бы, пожалуй, это сделал. Я тогда недооценивал, что может произойти, если упрятать короля за решетками и дубовыми дверями. – От горького вспоминания он скорчил гримасу. – Знаешь, дядя, он ведь даже мне сказал. Эдуард, когда я навещал его. Сказал, что я видел плененного Генриха, но не смог уяснить, что его не любят, потому что он слабый король. И он был прав, хотя это меня и жжет. Я думал, что их можно перемещать, как фигуры на доске. Но мне не приходило в голову, что вся игра может пойти наперекосяк, если прикоснуться не к тому королю и двинуть его фигуру ошибочно.