Право на безумие

Он дозвонился другу, сообщил, что цель начала двигаться и завтра будет в другом квадрате. После чего дал новые координаты, координаты перевала, по которому осуществлялось снабжение боевиков. Хоть дорогу закрыть, и то дело.

- Товарищ полковник, там такое.

Дежурный был ошарашен, взволнован и растерян одновременно. Ожидая любой пакости, полковник спустился вслед за дежурным в подвал, куда определили Магу на поселение.

- Мы с него это все поснимали и раздели на всякий случай. Вдруг «пояс шахида» или еще какая дрянь. А у него на спине… Вот, в общем. Смотрите.

Голый Мага лежал на животе и тихо поскуливал. Грязен был ужасно, а вот спина... Спина была чистой и сияла, как нимб у святого. Полковник присмотрелся и тяжело опустился на корточки. Собственно, больше в камере присесть было не на что. На него со спины бандита смотрел лик Лешки Егорова. Лицо было добрым и улыбчивым. Не рисунок и не татуировка. Словно цветная фотография, только объемная и намертво впечатанная в кожу. Объяснить это нормальным образом было невозможно.

Полковник вытер пот. Молча поднялся и вернулся к себе в комнату. Налил водки, выпил. Походил из угла в угол. Было страшно и жутко.

«Как хорошо, что ты на нашей стороне, Леша, или кто ты там на самом деле».

Налил еще, перекрестился, сел за стол. Прошептал «прости меня, Господи» и начал составлять наградной список на участников операции по уничтожению банды полевого командира и террориста по кличке Мага.

Что произошло в лагере бандитов, толком выяснить не удалось. На их стоянке нашли семнадцать развешанных на деревьях обезглавленных и выпотрошенных тел и кучи стреляных гильз. Перед смертью они палили во все стороны, явно не видя противника и не понимая, откуда эта напасть на них свалилась. А от насмерть перепуганных агентов из числа местного населения получили информацию о божественно красивом и раскрашенном кровавыми узорами ангеле смерти в женском обличье, который вихрем пронесся по близлежащим селениям, на корню вырезая семьи участников группы Маги, не щадя ни женщин, ни детей.

Отдел быстренько расформировали и перебазировали в другой населенный пункт. А в этом горном районе, где и власти-то настоящей отродясь не было, больше никогда не прозвучало не то что выстрела, но даже грубого слова адресованного человеку в форме русского солдата.

Х

Бабка Фрося поправлялась. Выздоровление шло медленно, старые кости срастаются плохо. Да она домой и не торопилась. В больнице хоть и грязно, и кормят плохо, но все люди вокруг. И поговорить можно, и обидеться есть на кого. Вот, соседка по палате, по возрасту подходящая, пенсионерка. Посудачить можно, вспомнить как раньше жили-поживали, власть поругать, да на детей пожаловаться. Правда, у Ефросиньи Ивановны с этим были сложности. Не сложилось как-то ни с мужем, ни с детьми. Не было ни того, ни другого. Из всей родни, был один племяш паразит-тунеядец, который вспоминал о ней лишь в день пенсии. Но сейчас, чтобы не стыдно было перед соседкой, говорила о нем одно хорошее, вспоминая, как он ей «помогает, заботится, каждый день навещает, не надо ли чего тетушке». А когда он действительно заявился с яблоками, баба Фрося не то что смутилась, а скорее испугалась. Не похоже это было на племянничка, но перед соседкой рассыпалась в восхищении, смахнув набежавшие слезы. Родственничек посидел, посидел, поинтересовался датой выписки, сообщил, что обязательно заедет, поможет добраться до дома, и убрался восвояси. Забота была странной, и она насторожилась, чувствуя какой-то подвох.

Добра от людей она не ждала. Вся ее жизнь учила тому, что обманет обязательно самый близкий, а от чужих уж совсем ничего хорошего ждать не приходилось. Вот какона сюда попала. Сбили машиной, а потом отравить хотели. Насилу вырвалась и убежала. Добрела до своего дома, хотела помыть собранные бутылки, а ноги отказали. Ходить не может, встать не может. Лежала и кричала, хорошо – соседи услышали, «скорую» вызвали. Сделали рентген, оказалась трещина в бедре. Загипсовали, положили. Вот теперь лежит, поправляется. Хотела на обидчика заявление написать, но передумала. Вспомнила, как он ее одной рукой чуть не придушил, и испугалась. Прибьет еще, бугай здоровый. На этих бандюков ни суда, ни управы. Или дом спалят, чтобы не умничала. Посадят его или не посадят, еще вопрос, а ей потом как жить. Кроме маленького домишки и нет ничего. Так что подумала она, подумала и решила не связываться с этим делом, поскольку ни к милиции, ни к властям особого доверия не испытывала.

Незаметно наступил день выписки. Племянник, ясное дело, не явился, добирайся как хочешь. Сердобольная соседка по палате попросила внука, тот и доставил к родным стенам. Зашла баба Фрося к себе во двор и заплакала. В гостях, как говорится хорошо, а дома лучше.

Домик был неказистый, но с довольно большим участком, и стоял в хорошем месте. Племяш давно предлагал продать, а ее к себе взять, но она отказывалась. Племянник пьет, бабы у него все время разные, пьющие, точно со свету сживут раньше времени. Вот помрет, пусть делают что хотят.