Право на меч

– Боги, – выдохнул я, теряя последний ум.

– Нет здесь никаких богов, – усмехнулась Руш, – только я и моя киска.

Слегка привстала, заглядывая мне в глаза, и снова опустилась. Так плавно, что мне захотелось взвыть.

Двинувшись навстречу, я случайно шевельнул ногой и зашипел.

– Да лежи… лежи смирно… все будет. – Руш зажмурилась и крепко придерживала мою руку.

Не обманула. Где-то в коридоре прошли солдаты – волокли скамьи по полу. Мне было плевать.

Руш подняла мою руку, обхватила большой палец губами. Протолкнула дальше, прикусила. Простонала в него, сжимаясь. Согнулась и выставила ладонь для опоры, чуть не рухнула мне на грудь. Отдышалась.

– Фух…

– Еще? – то ли спросил, то ли выпрашивал я.

Она оскалилась и взяла от меня все. Один раз, другой. Медленно двигалась и быстро кончала. Уверен, хотела бы взять с меня еще больше, но…

– Я… – звук получился сдавленный, я прочистил горло и положил ладонь на бок Руш, потянув ее вверх, – больше не…

Подскочив, Руш все равно не задела ногу. Только прорычала от недовольства.

– Или быстрый, – проворчала она мне в губы и целовала, помогала рукой, пока я не перепачкал нас двоих.

Сладкая усталость, почти забытое тепло. Я дышал и лежал с закрытыми глазами, чувствовал влагу на коже. Жил. Все было в самый раз, как надо.

Можно просто быть собой: грязным и усталым, не на цепи, не при деньгах, в край облажавшимся. И все равно оставаться желанным.

«Удивительно». – Я лежал рядом и боялся прикоснуться к Руш. Будто это все морок, наваждение.

Она быстро утомилась – поднялась почти рывком, стала вытираться моим одеялом.

– Загадка та еще, – проворчала, свесив ноги с кровати.

– М-м?

– Сердце у вас побольше, чем два яйца. А полагаться приходится только на них.

Нет, похоже, все-таки не наваждение.

– Погоди, – я потянул ее к себе. – Ты обещала меня погреть, нет?

Руш хмыкнула, но, повозившись, прилегла рядом. Спокойное, размеренное дыхание. Мягкая кожа, грубая ткань повязки, нежные прикосновения.

Я обнимал ее, наслаждаясь теплом. Сьюзан никогда не оставалась рядом, стоило ей слезть с моих бедер.

За тонкой дверью расхаживали солдаты. Где-то стучал по дереву одинокий молоток. Острог полнился жизнью.

– Ну все, все. А то я к тебе прилипну, – Руш выскользнула прочь.

Возможно, я и правда держал ее слишком долго. Она продела правую ногу в штанину и сразу же разыскала сапоги. Всегда спешила: что ко мне, что от меня.

Как хорошая выпивка, близость пробуждает любопытство.

– Все хотел спросить, – я провел большим пальцем по подушечкам указательного и среднего, – зачем ты сбриваешь волосы?

– От паразитов, – Руш дернула плечом. – Вшей, гнид, солдат…

Я прыснул. Потом исправился, поддержал беседу:

– Помогает?

– Когда как. В остальных случаях выручает капрал, сталь и искрица.

Руш воткнула левую ногу в длинный старый сапог. Я не нашел ни одного правильного вопроса, ответа или слов поддержки.

– Кстати. – Тот, кто быстро раздевается, запрыгивает в одежду с таким же рвением. – Держи.

Свеча почти погасла. По столу покатились монеты – блестели, как серебро.

– Это еще зачем? – я чуть не поперхнулся.

– Забыл? Я проспорила. Год назад.

– А. А-а, – я почесал щеку. Сдул кусочек пера, чуть не попавший в нос. – Я уже и забыл.

Руш зафыркала на выдохе:

– Трахаешься ты так себе, за такое денег не дают.

«Попробуй-ка прояви свои таланты, когда тебя постоянно кладут на лопатки и не дают пошевелиться». – Я снова подумал о Сьюз. И сколько можно злиться?..

По полу покатилась бутылка. Руш поймала ее. Залила в себя остатки вина и добавила, подумав:

– Но я бы повторила.

Возможно, это должно было меня утешить, но я и не горевал. И почему я ее не прогнал?

Обычно ко мне заходили без стука, чтобы что-то потребовать, взять, выпросить. Я, может, впервые почувствовал себя желанным на чужой земле.

– Кстати, о мертвецах. Одевайся.

Не прошло и пары минут, мной вновь пытались заправлять.

– Что?..

– Я говорю про тех, кто погиб, чтобы жили мы. – Руш сказала это беззаботно, но мне стало не по себе. – Как и ты, я провалялась, пока их хоронили. Поднимайся. Надо проститься. Только мертвым положено столько лежать.

Я поперхнулся. Пока все мои победы ограничивались тем, что я хромал раз в день до нужника, а потом лежал и проклинал все на свете.

– Даже не знаю, как сказать. Вообще-то, я едва хожу.

– Хер стоит, значит, и сам встать сможешь, – махнула она рукой. – Давай я поддержу, если что.

Вино успокоилось в крови. Я смотрел, как Руш накидывает стеганку и уже потом – шерстяной плащ.

Именно так и выглядит ошибка.

Покажи слабину – и тебя разденут, обругают, поимеют. А потом потребуют сверх того. Я лежал совершенно разбитый, уставший и снова подмерзший.

«Острые предметы, девушки с острым языком», – от себя никуда не денешься.

– Дьявол, – я закатил глаза. – Через пару дней, быть может…

– Да как с вами, мужиками, говорить надо, чтоб вы не жопой слушали?

Я совершенно не понял, как она столь быстро вернулась к старым манерам.

– Пожалуй, для начала достаточно просто не грубить. – Я приподнялся на локтях и подтянул одеяло выше.