Право на меч

Я выдохнул и поблагодарил небо, что остался трезв. Деликатно отодвинул воснийку.

– Не держу привычки путаться с женщинами, которые меня оскорбляют, – слукавил я.

И оставил ее под вывеской, не оборачиваясь. Когда резная дверь скрипнула в петлях, мне крикнули вслед:

– Привычка – дело такое. Не заметишь, как помрешь от одной из них!

Дым табака, аромат благовоний и масел пропитал мою одежду раньше, чем нас взяли в оборот. Я стащил плащ, повесил его на сгибе локтя и засмотрелся. Внутри «Истомы» держали славную мебель, украсили окна гардинами и даже стены обили узорчатой тканью. По обе стороны от входа поставили дорогие лестницы с перилами. Ступени вели на балконы, к покоям. Несколько девиц тихонько пели, одна перебирала струны.

Дом утех, а в нем – вечный праздник. Если, конечно, у тебя найдется парочка монет.

– Добро пожаловать, – сказала абсолютно голая девушка с балкона.

Среди посетителей в главном зале я приметил несколько знакомых ублюдков. Митыга уже одевался и грубо шутил, пока явно скучавшая девушка наливала ему вино. При капрале находились и его люди, один хуже другого. Лучшие благовония не смогли скрыть их запаха. С мытьем в Воснии не ладили так же, как не ладили и друг с другом.

Надсадно стонали шлюхи, и вторили им солдаты, горожане и бог знает кто еще. Дом утех, место для праздника. И у меня даже есть монеты, вот только…

В Криге я имел неосторожность праздновать до того, как получил результат. Сейчас результат был лучше, чем когда-либо, а праздновать я разучился.

– Да не морочьте мне тут, дайте бабу и усе, – донесся голос Коваля.

Я увидел, как одна из куртизанок отвернулась и поморщилась. Деньги, может, и не пахнут. А вот солдатня – очень даже. Похоже, пока я искал мыльню, ублюдки Митыги первым делом завалились сюда. Получать любовь за краденые детские вещи и пожитки убитых селян.

Один из ублюдков показался на балконе – он так и ходил с опухшим носом. И все никак не мог угодить ногой в портки. Его дама на ночь, с мертвецкой тоской на лице, хватала клиента за локоть и спасала от нового увечья. Зачем одеваться стоя, когда ноги не держат? Похоже, я никогда не пойму воснийцев.

Мне еще раз захотелось разбить ему лицо. Очень вовремя передо мной возникла стареющая женщина с ярко подведенными глазами.

– Вам какую, господин? – Даже куртизанки Волока что-то соображали в фамильных гербах и ножнах посетителей, в отличие от солдат Восходов. – Может, сразу трех?

– Помилуйте, я почти забыл, как обращаться с одной, – ощутив неловкость, я отшутился.

Управляющая пощелкала пальцами так громко, что я невольно подумал, что ее руками можно гнуть ножи. Вокруг столпились уже пользованные девицы. У одной отчетливо проглядывался синяк на скуле, несмотря на белила.

Похоже, я хорошо поел и помылся лишь для того, чтобы лечь в постель после ублюдков Митыги. Интересно, меняют ли здесь простыни?..

Старшая затараторила:

– Созревшую иль нет? А может, вы предпочтете зрелую, но невинную?

«Созревшую». Я вздохнул. Женщины Волока не лучше фруктов.

Та, что стояла слева и думала, что скрыла синяк, напоминала мне дочку консула. Вторая, ее соседка, прятала руки за спиной и явно подмерзла на сквозняке: гусиная кожа вылезла даже на лодыжках. Третью я и за женщину не мог считать – дитя. Не привлекательны в достаточной мере, чтобы потерять голову, разуться и, спотыкаясь, заползти в одну из комнат, как только что сделал Керех. Возможно, все дело в том, что еще ни одна не решилась меня оскорбить.

– Может, вам нужно что-то особенное? – Тонко выщипанная бровь управляющей слегка дернулась вверх.

Я поджал губы.

– Пожалуй, – я обвел взглядом девушек, – в Воснии такую сложно найти. Добрую, с крепкими руками, чтобы размять мне спину…

Или красивую, с двумя родинками возле губы.

– Любая станет добрее вашей матушки, – старшая хитро улыбнулась, – коли приплатите сверху.

– Я же говорю – роскошь, – я пожал плечами. Даже Рут кого-то себе выбрал, пока я соображал.

Девушки расступились. Управляющая крикнула:

– Эй, Селена!

Куртизанки куда послушнее, чем солдаты. Черноглазая воснийка с умным лицом тут же объявилась на лестнице ко второму этажу. Ни одним движением она не выдала спешки. Спустилась тише, чем падает лебяжье перо. Я часто заморгал. Мог поклясться, что видел, какого цвета волосы на ее лобке – платья из тонкого льна не шили на скромниц.

– Вы меня звали? – спросила Селена почему-то именно у меня.

– Возможно. – Я постарался смотреть ей в глаза.

– Тебя, кого же еще, милочка. Берите Селену, милорд. Она из живого телка вытащит косточку пальцами, будьте спокойны, – подмигнула мне старшая и легонько шлепнула по пояснице. – Ну, идите же!

Возможно, именно теленком я себя и ощущал, поднимаясь в покои.

Нет, я и правда совершенно забыл, как это – праздновать. Мы прошли в самый конец балкона, к просторной комнате.

– Как к вам обращаться? – спросила Селена, затворив за собой дверь.

– На «ты».

Мой плащ забрали, сложили, будто я находился у банщицы. Для комнаты удачно подобрали свет: четыре свечи в изголовье позволяли рассмотреть, с кем делишь ложе, при этом оставляя легкий покров тайны.